Свежий ветер
Шрифт:
Этот разговор состоялся после того, как я прекратила их с Мирандой ссору. Едва только Джек вышла, я обратила внимание на недовольную Лоусон и поинтересовалась, действительно ли она лучший оперативник «Цербера» или же просто язвительный подросток, который не в состоянии совладать со своими антипатиями на полминуты, чтобы сказать Джек то, что та желала услышать. Джек наиболее ущербна из всех нас и совершенно незрела в проявлении эмоций; я могла ожидать подобной выходки от нее – я и сама вела себя точно так же первые несколько лет в Альянсе, чем немало усложняла жизнь остальным. Однако я никак не предполагала, что Миранда ответит ей в том же духе, а затем откажется признать свою неправоту. Подобное поведение вывело меня из себя, о чем я не преминула ей сообщить. В конце концов, она считала, что мне должно хватить двадцати четырех
Миранда извинилась и признала, что не в состоянии оправдать мои ожидания. Она была создана совершенной, однако, по ее словам, я все равно оставалась лучшим, что могло предложить человечество. Довольно странным казалось стоять в своих стертых сапогах с растрепанными волосами и выслушивать, как одна из самых красивых, талантливых и увлеченных женщин признается в том, что завидует мне. И все же благодаря ее словам моя симпатия к ней возросла. Я наконец-то почувствовала, что ее верность мне и нашей миссии начала затмевать ее веру в Призрака и «Цербер». Это хорошо, мне очень не хотелось бы ее убивать.
О существовании ее коллеги Джейкоба я вспоминала, лишь когда мне необходимо было зайти в оружейную. Мы уже давно преодолели враждебность, что существовала между нами поначалу, а оставив его отца на той богом забытой планете на милость людей, которым он причинил столько горя, я стала беседовать с ним всякий раз, приводя в порядок свое оружие. Я удовлетворяла его любопытство настолько, насколько мне того хотелось, хотя и была уверена, что он и так знал все это из моего досье. Порой я замечала его самодовольный взгляд, свидетельствующий о том, что он флиртует со мной. Иногда я отвечала ему тем же, однако только потому что он был недурен собой – небольшое развлечение, призванное напомнить мне, что, даже несмотря на все случившееся со мной, я оставалась привлекательной. Если, конечно, вам нравятся невысокие, покрытые шрамами женщины с сильными бедрами - женщины, которые могут с легкостью убить вас.
Всякий раз, когда мой взгляд скользил по его идеальному телу, я говорила себе, что не стану спать с ним, потому что это будет слишком просто, однако прекрасно отдавала себе отчет в том, что это ложь. На самом деле я не собиралась спать с ним, потому что знала, что буду видеть другое лицо, и все, о чем смогу думать – это о том, как в одночасье разрушились отношения с единственным в моей жизни человеком, которого я боялась потерять. Но я не вспоминала об этом, никогда. Вместо этого я занимала себя работой, стремясь к тому, чтобы ни у Джейкоба, ни у кого-либо другого на этом корабле не осталось незавершенных дел, и, следовательно, возглавляемая мною миссия стала их главным приоритетом.
Это не являлось манипуляцией в полном смысле этого слова. Вся моя ложь сводилась к утаиванию, и я на самом деле искренне была так или иначе заинтересована в каждом из них. Я нуждалась во всех членах моего экипажа и в своем стремлении совершить невозможное должна была знать наверняка, что все они идут на это ради меня, а не ради «Цербера».
На словах Призрак пытался убедить меня в том, что доверяет мне, что я ему необходима, тогда как на деле раз за разом доказывал, что я не более чем его несмышленый питомец. Каждая его речь, каждый поступок подталкивали меня в определенном направлении, и я начала внимательно следить за тем, что он говорит, в надежде выяснить, какова его конечная цель, в то время как сама делала все возможное, чтобы двигаться в противоположную сторону, одновременно притворяясь, что слушаюсь. Это неимоверно выматывало, однако я все держала под контролем, пусть и с трудом. Сложнее всего оказалось скрывать свои планы даже от тех, кому я могла доверять. Когда-то Лиара заметила, что у меня невероятно сильная воля. Кажется, она была права.
Наша вылазка на поврежденный корабль коллекционеров едва не обернулась провалом, а после Призрак заявил, что не сомневался в моих способностях и что утаивание фактов было вынужденным. Я прекрасно знала, что все это - гребаная ложь, однако ответила, что понимаю, почему он так поступил. Я сказала, что просто не люблю, когда меня испытывают после всего, через что я прошла, и хотя невозможно было сказать наверняка, но, кажется, Призрак поверил мне.
Да, все складывалось как нельзя лучше. Я сделала все,
Я получила сообщение Кейдена спустя несколько дней после того, как оно было отправлено. Мой хомяк – до сих пор без имени – пищал без умолку, и я наконец достала из его клетки коммуникатор. Заметив горящий огонек, я подсоединила устройство к консоли и с неожиданным трепетом обнаружила, от кого пришло письмо.
Опустившись в кресло, я принялась смотреть прикрепленное видео. Я почти забыла те странные эмоции, отражавшиеся в его глазах, по которым мне всегда удавалось определить, о чем именно он думает. Его лицо, выдающее все его чувства, покрытые щетиной щеки – колючие и идеальные под моими пальцами. Его брови, сходящиеся на переносице, отчего на лбу появлялись тонкие линии всякий раз, как он пытался выразить словами какую-то тяжелую мысль. Порой он выглядел так, словно ему было больно, а иногда смотрел печально, потому что больно было тебе, и это означало, что он говорил искренне, даже более искренне, чем обычно. Когда он смущался из-за того, в чем только что признался, то издавал этот звук – полувздох-полусмешок и улыбался. Когда он не кричал, а просто говорил, его голос заставлял мое тело вибрировать, поднимая внутри волну безрассудного, непреодолимого влечения. Я вспомнила, как он шептал что-то мне в ухо, как мое имя звучало в его устах. В какой-то момент его голос надломился, и я вздрогнула.
«Пожалуйста, будь осторожна. Я… Я серьезно».
Когда видео закончилось, я осознала, что сижу с приоткрытым ртом и гляжу на его застывшее изображение так, словно если буду выглядеть достаточно несчастной, то он сойдет с экрана и поведает мне все то, что хочет сказать лично. Заставив себя отвести взгляд, я выключила консоль. Я все еще злилась на него, хотя и не была уверена, из-за того ли, что он сделал, из-за того, что не находился рядом или из-за того, что я нуждалась в объекте, чтобы выместить всю накопившуюся во мне ярость, вызванную этой идиотской ситуацией. Мне не нравилось вот так зависеть от других людей. Битва – это одно дело, эмоции же – совсем другое. Я, черт возьми, понятия не имела, как вести себя, когда дело касалось эмоций, и меня бесило, что он всколыхнул во мне такую бурю чувств. Он не имел на это никакого права. Несправедливо было заставлять меня довериться ему, поверить на те несколько коротких недель, что вместе мы справимся с чем угодно, только для того, чтобы, когда я вернулась, заявить, что не знает меня, и повернуться спиной. Я ненавидела себя за то, что так верила ему, пусть это и было приятно когда-то. Я злилась на то, что вообще поддалась моменту и поцеловала его.
Мое тело, однако, не поддерживало мой разум. Во сне оно принимало Кейдена с распростертыми объятиями, будто ничто не изменилось с нашей последней ночи, проведенной вместе. Во сне мы находились в постели, теряя себя друг в друге, и я вспоминала, каково это – иметь его рядом, пусть ненадолго, позволять себе быть с ним, упиваться ощущениями кожи, прижатой к коже, и просто чувствовать себя в безопасности. А после, за мгновение до того, чего так жаждали наши тела, я просыпалась, хватая ртом воздух и ощущая разливающееся внутри разочарование; сердце бешено колотилось в груди, пока воспоминания всего, произошедшего с тех пор, всплывали в памяти. Скользнув рукой вниз, я заканчивала то, что начал мой разум, но это никогда не было так хорошо, как во сне, когда он находился рядом, и я могла притвориться, что нас не разделяли эти два года, и я не была всего лишь призраком для него.
Но я была настоящей. Я была собой, а не гребаным роботом. Я была человеком. И я не могла справиться со всем в одиночку.
Я скучала по нему. Скучала по возможности выговориться под конец дня, по его словам, которые заставляли поверить, что все в порядке; по тому, как просыпалась только чтобы обнаружить, что он, не будя, заключил меня в объятия. Все, что я никогда не говорила ему, не говорила никому; все, что держала при себе. Я скучала по нему, но не могла ему этого сказать. Его чувства изменились, должны были измениться за это время, и я ни за что не признаюсь в своих. Это было мое незавершенное дело, но я ничего не могла предпринять, потому что это означало бы признать проблему перед кем-то, кроме меня самой и Гарруса, который поклялся более не упоминать о разговоре, состоявшемся в моей каюте.