Свирепая справедливость
Шрифт:
– Я все время знала, что ты придешь. Правда, я мало помню. Всегда было темно, и голова кружилась, все вокруг менялось. Я смотрела на лицо, а оно расплывалось, а потом оказывался кто-то другой...
– Тебе давали наркотики, – объяснил Питер.
– Да, я знаю. Помню уколы... – Она машинально потерла предплечье и вздрогнула. – Но даже тогда я знала, что ты придешь за мной. Помню, как лежала в темноте и слушала, ждала, что услышу твой голос...
Искушение делать вид, что ничего не случилось, было сильно, до сих пор сама Мелисса-Джейн молчала о случившемся, но Питер понимал, что надо дать ей выговориться.
– Хочешь рассказать
– Он иногда смотрел на меня. Я помню, как он смотрел...
И Питер вспомнил холодные глаза убийцы.
– Сейчас он мертв, дорогая.
– Да, я знаю. Мне сказали. – Она помолчала, потом снова заговорила. – Он очень отличался от второго, седого. Тот, старый, мне нравился. Его звали доктор Джемисон.
– Откуда ты знаешь? – спросил Питер.
– Так его называл смуглый. – Она улыбнулась. – Доктор Джемисон. От него всегда пахло микстурой от кашля, и он мне нравился...
«Тот самый, что произвел ампутацию и отрезал бы и руку», мрачно подумал Питер.
– А еще одного я не видела. Я знала, что он здесь, но никогда его не видела.
– Еще одного? – Питер резко повернулся к ней. – Какого, дорогая?
– Был еще один. Даже смуглый его боялся. Они все его боялись.
– Ты его не видела?
– Нет, но они все время о нем говорили, спорили, что он сделает...
– Ты помнишь его имя? – спросил Питер.
Мелисса-Джейн сосредоточенно нахмурилась.
– У него было имя? – повторил отец.
– Обычно они просто говорили «он», но да, я помню. Смуглый называл его Каспером.
– Каспером?
– Нет, не Каспером. Не могу вспомнить. – В ее голосе послышался ужас, тон стал резким.
– Не волнуйся. – Питер хотел ее успокоить, но Мелисса-Джейн раздраженно покачала головой.
– Не Каспер, но что-то похожее. Я знаю, это из-за него со мной все произошло. Они просто делали, что он велел. Его я по-настоящему боялась. – Она всхлипнула и выпрямилась на сиденье.
– Все позади, дорогая. – Питер свернул к обочине, остановил машину и обнял дочь. Та была натянута, как струна, и дрожала. Питер встревожился и прижал ее к груди.
– Калиф! – прошептала она. – Вот как его звали. Калиф! – Мелисса-Джейн, прижимаясь к нему, обмякла и вздохнула. Дрожь унялась. Питер обнял ее, пытаясь справиться с нахлынувшим гневом, и не сразу понял, что Мелисса-Джейн уснула.
Как будто это имя вызвало катарсис, освобождение от ужаса, и теперь девочка была готова к быстрому выздоровлению.
Питер уложил ее на сиденье, укрыл шерстяным пледом и снова вывел машину на дорогу, но каждые несколько секунд посматривал на дочь, чтобы убедиться, что она спокойно спит.
Из «Тисового аббатства» Питер дважды звонил Магде Альтман, оба раза по ее личному номеру, но ее не было, и она не оставила для Питера никаких сообщений. Прошло уже пять дней после операции «Дельта», когда освободили Мелиссу-Джейн, а он все не мог связаться с баронессой. Она как будто растворилась. Питер размышлял над этим в те спокойные дни, которые проводил почти наедине с дочерью.
Потом в «Тисовое аббатство» приехал Кингстон Паркер, и сэр Стивен Страйд обрадовался, что у него в гостях такой видный политик.
Под
После этого Паркер завершил завоевание семьи Стивена, продемонстрировав, что разделяет научные познания Патриции Страйд и ее любовь к античной керамике. Его теплое отношение к Мелиссе-Джейн, радость, вызванная ее освобождением были слишком непосредственны, чтобы не быть искренними. Окончательно же он завоевал юную леди, когда вместе с ней сходил на конюшню, познакомился с Флоренс Найтингейл – и оказался знатоком лошадей.
– Он хороший. По-моему, он человек чести, – сказала Питеру Мелисса-Джейн, когда он вечером зашел к ней пожелать спокойной ночи. – Такой добрый и интересный... – И сразу, чтобы он не усомнился в ее верности, добавила: – Но ты по-прежнему мой самый любимый мужчина на свете.
Она почти совершенно оправилась, и Питер, присоединяясь к гостям, подивился сопротивляемости молодых тела и мозга.
Как обычно, за обедом в «Тисовом аббатстве» собралось блестящее общество, и душой его был Кингстон Паркер. Но потом они с Питером переглянулись над серебром и свечами, украшавшими стол Пат Страйд, оставили общество воздавать должное портвейну, коньяку и сигарам и незаметно выскользнули в огражденный стеной розарий.
Когда они пошли по скрипучему гравию тропинки, Кингстон Паркер достал свою пенковую трубку и негромко заговорил. Пахло весной, вечер был тихий, их беседе ничто не мешало, лишь однажды негромко кашлянул телохранитель Паркера, державшийся так, чтобы их не слышать. Разговор же совершенно не вязался с обстановкой – разговор о смерти и насилии, о правильном и неправильном использовании власти, об огромных суммах, которые перемещает какая-то одинокая загадочная фигура.
– Я уже пять дней в Англии... – Кингстон Паркер пожал плечами. – По гулким коридорам Уайтхолла трудно двигаться быстро. – Питер знал, что он дважды встречался с премьер-министром. – Дело не только в «Атласе». – Паркер был одним из самых близких к президенту людей, и американцы использовали его визит в Великобританию, чтобы обменяться с английским правительством мнениями по многим вопросам. – Но и о нем мы говорили очень серьезно и подробно. Вы хорошо знаете, что у «Атласа» есть противники по обе стороны Атлантики. Они попытались вообще устранить его, а когда это не получилось – сократить его возможности и полномочия... – Паркер помолчал и затянулся. Потом вытряхнул пепел на дорожку. – Противники «Атласа» – очень умные и информированные люди. Причины, по которым они противостоят «Атласу», достойны похвалы. Создавая такую мощную организацию, передавая ее в руки одного человека или группы избранных, вы, вполне вероятно, создаете чудовище Франкенштейна – еще более ужасное, чем то, которое должен уничтожить «Атлас».