Свобода
Шрифт:
Академик задумался, что-то подсчитал и ответил:
– Месяца три-четыре...
Он хотел еще что-то добавить, но промолчал, задумчиво посмотрев на профессора.
– А вы можете рассказать, что вам конкретно снится?..
...Казалось, академик давно ждал этого вопроса. Он приблизил лицо к профессору и тихо, словно боясь, что его подслушают, прошептал:
– За мной следят, профессор...
Профессору от этих слов стало не по себе, но, не подав вида, он переспросил:
– Следят?..
... Академик утвердительно кивнул головой...
–
– Я не могу выяснить это...
– все так же шепотом ответил академик.
– Значит, вы не знаете его... А кого-нибудь подозреваете?.. Скажем, может быть, когда-то, пусть даже в молодости вы кого-нибудь обидели или остались кому-то должны...
...Академик молча смотрел на профессора, словно не понимая или не слыша его слов.
– Может быть такое, коллега?..
– повторил профессор, жирно подчеркнув в карточке фамилию академика.
– Решительно, нет...
– внезапно пробудившись, ответил Сираджов.
– Вы можете пересказать сон во всех подробностях?..
– Могу...- ответил академик и как будто испугался собственных слов.
– Расскажите, пожалуйста. И не спешите, нам никто не мешает. Чувствуйте себя спокойно. Мы ведь - коллеги, и к тому же ровесники. Представьте себе, что мы сидим на скамейке в маленьком сквере...
Профессор достал из ящика стола трубку, набил ее.
Весь страх, написанный на лице академика, в одно мгновение сконцентрировался в его потемневших глазах.
– Я всегда вижу его на трамвайной остановке...
– начал он, - он стоит и притворяется, будто разговаривает с кем-то... но на самом деле наблюдает за мной... я же вижу... иногда он краем глаз посматривает в мою сторону...
При этих словах сердце профессора замерло, а потом забилось сильней. Он глубоко затянулся трубкой.
... Академик говорил отрывистыми фразами, иногда, вдруг споткнувшись, замолкал. Будто забывал или не решался говорить дальше. Его била дрожь, он съеживался. Не знал, куда деть руки, то прятал ладони под мышки, то сжимал их между худых коленей.
– ... Я вижу его в толпе...
Он замолчал и растерянно посмотрел на профессора.
– Рассказывайте, рассказывайте...
– Профессор выбил пепел из погасшей трубки в пепельницу.
– Значит, он исподтишка наблюдает за вами...
– Он всегда стоит на одном и том же месте и с кем-то тихо переговаривается... Причем, я знаю, что он говорит обо мне... Потом подходит трамвай, я сажусь... Он тоже... но всегда едет стоя и всегда позади. И всю дорогу не сводит с меня глаз...
– Вы всегда видите одно и то же?..
– профессор снова раскурил трубку, чувствуя, как дрожат его пальцы. Он спрятал руки в карманы халата.
– Одно и то же, одно и то же... Я не знаю, куда мне деваться... И всегда на последней остановке, когда все расходятся, он идет за мной... Ждет случая остаться со мной один на один...
Академик, рассказывая сон, окончательно расстроился. Он походил то на испуганного ребенка, то на психопата - глаза его то расширялись, то сужались, превращаясь в испуганные точки...
Профессору почудилось, что дрожание губ академика отчего-то передалось его векам. Он ощутил давно забытое мелкое подрагивание в левом глазу.
– ... Короче, я схожу, и он тоже... А потом, умирая от страха, долго играю с ним в прятки на темных улицах.
– Простите, не понял, - хрипло проговорил профессор, а потом, смущенно откашлявшись, добавил: - я насчет пряток не понял...
– Я кружу вокруг дома, - дрожащим голосом ответил академик, - чтобы он не узнал, где живу, прячусь то за деревьями, то в переулках... И очень боюсь, профессор. Этот страх, словно пробку вбили мне в горло... и я задыхаюсь, бегая по темным переулкам...
... Профессор вспомнил свой сегодняшний сон... как, ускользнув из когтей своего преследователя, он бросился в безлюдный блок, перепрыгивая через ступени, и, добежав до своей квартиры, дрожа от охватившего его ужаса, искал ключи.
– ... А этой ночью...
– академик закашлялся, но продолжал говорить сквозь кашель, - ... он почти дошел до моих дверей... Я все нажимаю на звонок... он звенит, из квартиры слышен голос жены, а дверь все никак не открывается... а снизу уже доносятся его страшные шаги... я тогда обеими руками колочу в дверь, кричу, жена откликается: "Сейчас, дорогой... иду", однако двери не открывает... сердце уже готово разорваться, но все равно дверь остается закрытой...
– академик взмахнул дрожащими руками, стараясь наглядней представить эту картину, - и тут я почувствовал, как кто-то сзади положил мне руку на плечо... Я чуть там же не умер...
– при этих словах мертвенная бледность покрыла лицо академика.
– ... Я хочу крикнуть... позвать на помощь, но не могу, воздуха не хватает...
Академик закрыл лицо ладонями и, кажется, беззвучно заплакал.
...Профессор почувствовал, как и ему комок подкатывает к горлу. Он сделал усилие, подавил его, кое-как взял себя в руки и со спокойным лицом продолжал слушать академика.
...На лице Сираджова было страдание... Глаза запали, кончик носа пожелтел...
– Помогите мне, профессор... Это никакая не усталость... Я совершенно здоров. Только вы можете мне помочь... Я знаю... Вы спасаете наркоманов, безо всяких лекарств замораживаете пораженные участки их мозга. Я знаю... Я все знаю... Знаю, скольких людей вы избавили от болезненного страха...
– У вас неверная информация, - с неожиданной резкостью ответил профессор, - я ничего не замораживаю...
– Профессор, если вы откажетесь мне помочь, то до конца жизни не простите себе этого!
– вдруг возмущенно воскликнул академик, а потом, словно испугавшись своего крика, уронил голову на руки и закашлялся...
"Он кашляет от сердечной недостаточности", подумал профессор.
– Во-первых...
– уже мягче проговорил он, чувствуя, как холодеет лицо, - я не говорил, что не хочу помочь вам. Просто, хочу, чтобы вы знали, невозможно отключить какие-нибудь участки мозга. Можно лишь с помощью психотерапии локализовать, ослабить их деятельность, вот и все...