Свободная вакансия
Шрифт:
Вам не нужен мой совет, вы просто осторожничаете. Не даете себе погрузиться в Сорокопута полностью. Что вас удерживает? Страх? Каннибализм? Где стоит ваш маяк, ваш якорь, когда вы погружаетесь в темные воды чужого сознания?
Ну же, подумайте, ответ на поверхности. Если ваш убийца Вилли Вонка, зачем ему золотой билет, когда он хозяин Шоколадной Фабрики, и весь шоколад принадлежит только ему? Или уже нет? Вы заберете ее у Вилли?
Он видел их. Как они смеются, как двигаются, как они похожи на нее, его прекрасную дочь. Так где же он мог их встретить?
Больше всего меня интересует, что вы
искренне Ваш,
Г.
П.С. Засунуть голову в пасть льва требует бесстрашия и доверия. Обещаю, что съем вашу голову с должным уважением.
Доктор Лектер,
Ганнибал,
ФБР все же вспомнили, что должны стоять на страже порядка, и очень не вовремя вмешались в мои дела. Агент К. вызывает восхищение своим упрямством и несгибаемостью, как и его протеже агент Ласс. Это же она вас поймала? Удивительная женщина, чем-то похожая на таксу, которую я однажды подобрал на улице. Та же сообразительность, чутье, бесстрашие и охотничий азарт.
Они нашли семью Сорокопута, но не его самого, так что о деталях скоро станет известно в Нэшнл Тетлер. Я знаю, что вы хотите спросить. Что я с ним сделал?
Я воздал ему почести, как он того и хотел. Вопрос о каннибализме отпал сам собой, я полагаю.
К сожалению, судьба и репутация его семьи теперь на совести агента К., который не разбирает средств в достижении цели. Совсем скоро жена и дочь Сорокопута попадут под зоркий взгляд общественности, их прополощут в сплетнях так же, как и вас, Ганнибал. И готов отдать руку на отсечение (конечно же, не свою), что Джек воспримет их позор, как плату за избавление, и только мысль о том, что вы несколько лет водили его за нос и кормили человечиной, усмиряет мой гнев.
Мой якорь давно исчез в тумане, а Миннесотский Сорокопут теперь частый гость в моем доме и голове. Кажется, вы, доктор, — самое постоянное и несокрушимое, что есть в моей жизни.
Боже, как ужасно жалко это звучит.
Я напоминаю себе слепого, который впал в зависимость от вашего зрения. Мне нужен от вас перерыв, Ганнибал.
с уважением,
Ваш друг.
П.С. Я знаю, что, читая мое письмо, вы улыбаетесь.
П.П.С. Я тоже, но по другой причине. Прощайте.
Нэшнл Тетлер от 11 мая 1977
Мой дорогой Пан,
Прошу, прекратите корить себя за то, что наслаждаетесь нашим общением. Тот факт, что при личной встрече мы скорее всего попытаемся друг друга убить, не мешает нам вести цивилизованную беседу и получать от этого удовольствие. Мы же с вами взрослые люди, зачем отрицать очевидное?
Позвольте развеять ваши страхи. Та модель со слепцом, которую вы упомянули, на вас не работает. Вы прекрасно справлялись и без моей помощи, до начала нашей переписки вполне наслаждаясь своим уединением. Как, собственно, и я. Для того, чтобы впасть в зависимость такого рода, человек должен чувствовать, что ему себя недостаточно.
Как мне показалось, вам себя хватает с лихвой. Особенно учитывая хождение гостей в ваш разум — прошенных или нет. Но как бы вы или я ни наслаждались нашей самодостаточностью, у нас есть потребности. Еда и сон. Вы же не вините себя за то, что выпили воды, когда испытывали жажду?
Мы
Вы понимаете меня?
Другое дело, что у вас из-за вашего расстройства слишком слабые внутренние границы. Вы боитесь раствориться в более сильной личности — например, во мне. Если бы рядом был кто-то такой же настойчивый, вроде Д. Кроуфорда, вы бы зависели от него и его мнения практически полностью, не в состоянии разделить свои желания и чужие.
Отсутствие в вашем воспитательном процессе матери сделало вас еще более уязвимым. Вы не чувствуете себя в безопасности, а я вам эту безопасность предлагаю открыто и умышленно. А потому больше всего вы боитесь не меня, а себя, потому что хотите быть зависимым. Вы также боитесь, что я разрушу вас изнутри, порабощу и буду использовать как доказательство своей власти, буду управлять вашими поступками и чувствами.
Потому что вы зеркало, а у зеркала нет себя. Только тот, кого оно отражает.
Должен признать, столкнись мы при других обстоятельствах, я бы сделал все от себя зависящее, чтобы вы как можно дольше не догадывались, кого отражаете, пока не смогли бы отразить никого, кроме меня. Вы были бы моим сокровищем, дорогой друг. Тем, от чего я никогда бы не смог отказаться. Такая связь — обоюдоострый меч, и оба конца ранят, пока не отпустишь.
Мое личное, магическое зеркало. Из меня бы вышел отличный злодей для сказки, вы не находите?
И вот здесь я провожу границу, мой дорогой друг. Вы вольны решать и развиваться самостоятельно, но вы также можете в любой момент написать мне, и я вам помогу, не требуя ничего взамен. Вы свободны, как я уже говорил, расправить крылья, лететь и быть счастливым.
Возвращайтесь ко мне, когда будете готовы.
искренне Ваш,
Г.
25 сентября 1981 год
К десяти утра он вернулся из Балтимора домой. Раньше, где бы он ни жил, его встречали собаки — его собственный источник радости и счастья без лишних социальных реверансов. В Вулф Треп его ждала лишь тишина, шелест деревьев и холодный ветер с реки. Он вынул пакеты с заднего сидения и зашел в дом.
— Привет, Гейб. Я купил овощей, мяса на ужин и для тебя — детское питание. — Уилл закрыл за собой дверь и сгрузил пакеты на кухонный стол. — Оказывается, сейчас это жутко популярная диета, ты знал? Не то чтобы меня заботил твой вес, но хорошо, что ты сможешь питаться этим месяц и не сдохнуть.
Он оглянулся на привязанного к кровати полного мужчину с залысиной на макушке. Тот смотрел на него с ненавистью, кляп во рту снова пропитался кровью.
— Снова беспокоит челюсть? Надо было сказать.
Уилл достал из шкафчика аптечку и подготовил инъекцию с трамадолом. Гейб несчастно промычал, как только игла вошла в вену. Его шумное дыхание с клокочущими в горле слюнями заполнило комнату, а затем успокоилось.
— Сегодня видел твоих коллег и пациентов, — произнес Уилл, сидя на кровати все еще в пальто. Он одел на шприц колпачок и убрал его на прикроватный столик. — Не нравится мне Мэтью. Думаю, это он убил прокурора, который пытался перевести Лектера в общую тюрьму. Ты как думаешь?