Свод
Шрифт:
Базыль понимал Яўхіма. Ему и самому не очень-то хотелось горбатиться на пашне с утра до ночи, надеясь урвать у пана и бога достаточно хлеба на прокорм семье и скоту. Хлопоты об урожае и посеве были ему глубоко безразличны, хотя если касаться того самого посева, то тут, наверное, как раз и стоит сказать о том, что семена вольнодумства и безделья москвина Ефима в лице прятавшегося от закона Хмызы попали в самую что ни на есть благодатную почву.
Как заверял сам кум, у них на Московии разбойный доход давно в чести. Это вполне объясняло Хмызе желание русских князей и воевод пощипать чужие земли, но как-то не шло встык с некоторыми речами самого Ефима, ведь было непонятно, отчего тогда он сбежал со своей вотчины, раз там так хорошо жилось по всем его укладам…?
Базыль тяжело вздохнул, в который раз коротко глянув в сторону своего близкого соратника. Колючий воздух, пропитанный туманной сыростью, отдался болью в пустом, подтянутом брюхе. Атаман совсем ещё недавно бесшабашной лесной ватаги, просто не знал, что ему сейчас делать?
То, что и Ефим отмалчивался и отворачивался от его прямых взглядов, говорило только о том, что ситуация на самом деле была провальной. Ждать дальше не имело смысла, нужно было что-то решать.
В этот момент где-то рядом послышались тихие шаги. Это была Михалина. Она легонько нащупала тонкими и жёсткими пальцами ладонь своего брата и от холода её рук по его телу невольно пробежала дрожь. Базыль стал растирать ей ладони, согревая дыханием, вкладывая в это всё своё старание, будто тем самым просил у неё прощения за то, что единственная его родная душа снова вынуждена терпеть из-за него недолю.
— Надо уходить, — тихо прохрипел где-то за спиной Яўхім. — Пана не будет. Я пойду, позову мужиков, пока паны не сладили нам в этих кустах вершу[101].
С этими словами Ефим, осторожно озираясь, ушёл во мрак всё больше сгущающейся ночи. Вместе с тем, словно подтверждая его правоту, где-то далеко в лесу смачно хрустнули ветки, и послышался глухой удар о землю. Михалина напряглась, а Базыль, бросив её руки, в один миг выхватил из широкого рукава стилет[102].
Шум затих, но мягкая тишина лесного мрака уже не казалась им такой безопасной. Похоже, Яўхім знал, о чём говорил, подозревая, что пан вполне мог придумать ловушку. И если днём всё пространство и в лесу и, тем более, вне его просматривалось, то сейчас, в темноте, заранее выследив их из засады, можно было вполне, словно той самой вершей, легко накрыть стоявших у самой лесной межи Базыля и Михалину.
Брат и сестра не двигались, всматриваясь и вслушиваясь в неподвижный мрак, но засыпающий лес молчал, усиливая напряжение и делая их слух всё острее. Вскоре со стороны поля стали слышны шаги. Базыль взял сестру за руку и, потянув её за собой, ринулся в сторону звука.
Возвращающийся со стороны поля Яўхім заметил их передвижение, но нагоняя вдруг с испугом шарахнулся в сторону, заметив перед собой недобрый блеск тонкого лезвия:
— Ты что? — зашипел он. — Сдурел?
Хмыза ответил не сразу. До него только сейчас дошло, что в эдаком состоянии он запросто мог пырнуть появившегося из темноты кума. Нужно отдать тому должное, он сразу понял, что всё это неспроста:
— Что случилось? — спросил рассен.
— Там, — глухо ответил Базыль, — в лесу, кто-то есть.
— Хм, — странно отреагировав смешком на реальную опасность, выдохнул кум, — так и должно быть. Если кто-то где-то пропадает, то кто-то другой где-то появляется. Что так смотришь? Это я всё к тому, что наших дозорных нет на месте.
— Как нет?
— А вот так. Или сами сошли, или кто помог. Может как раз тот, кто прячется в лесу? Надо уходить к мужи…
В этот момент Ефим дёрнулся. В десяти шагах левее, не дав ему договорить, с шумом затрещали кусты. Из них вывалилась неясная тень человека. Он шатнулся назад и гулко рухнул на землю. Базыль и Ефим переглянулись.
— Стой здесь, — как можно тише сказал Хмыза сестре и, показав куму: «обходи справа», осторожно отправился к месту падения неизвестного.
Приближаясь, в слабых лучах молодой луны Базыль увидел знакомый цветной бешмет[103] Айказа — татарина, которого что-то около месяца назад нашли прячущимся в лесу его люди.
Хмыза нагнулся. Лицо Айказа было залито кровью. Татарин тяжело дышал. Ефим, быстро подсел рядом и, приподняв ему голову, тут же поочерёдно показал Хмызе свои ладони. Они тоже блестели от крови. Базыль аккуратно ощупал раненого. Вся одежда, впрочем, как и тело бедного татарина была изрублена и окровавлена.
— Кто ж это его так? — дрогнувшим голосом прошептал Ефим.
В ответ на это Айказ захрипел, сглатывая застрявший в горле кровяной сгусток:
— Азан…, шайтан, — изрыгал он проклятия, превозмогая боль и пытаясь приподняться. — Басыл …рле…, — дрожал он всем телом, понимая, что, хвала аллаху, дошёл куда было нужно, — шайтан, резал …твои луди.
Тело татарина вдруг затрясло ещё сильнее, он выгнулся дугой, застонал и вскоре с облегчением затих.
Ефим осторожно опустил голову умершего на землю и, вырвав пук жёсткой придорожной травы, стал вытирать ей липкие от крови ладони.
— Это что же? — осеняемый страшной догадкой, спросил Хмыза. — Получается, в лагерь к нашим людям наведался Юрасик?
— Получается так, — брезгливо морщась на присутствие мертвяка, ответил кум. — Только боюсь, — он кивнул на труп Айказа, — что у нас с тобой уже нет ни лагеря, ни людей…
— Что там? — тихо спросила издалека Михалина.
— Стой на месцы, сястрычка, — ответил ей Базыль. — Табе не трэ бачыць, што тут робіцца[104].
Михалина послушно осталась на месте, стараясь не смотреть в сторону брата, и Яўхіма. Ей хватало и того, что она слышала.
Базыль и Ефим стащили окровавленное тело Айказа в чёрный провал канавы, старательно засыпали его песчаной почвой и забросали валежником, чтобы не добралось вечно голодное лесное зверье. К тому времени, когда они закончили, серебряный огрызок луны уже достаточно хорошо освещал раскинувшееся рядом широкое поле по краям которого, словно клоки волос у гигантской, плешивой головы повисли зыбкие облака тумана.
Взмокшие от стараний соратники, покончив с захоронением татарина, не решаясь возвращаться по сень тёмной чащи, прихватили Михалину и чуть ли не бегом отправились по более безопасному пути в сторону, противоположную хуторам, вдоль леса вниз, к реке. Оставаться на том месте, где они ждали встречи с паном, было небезопасно. Чёрная чаща всё ещё грозила появлением Юрасика, и пусть сегодня он уже достаточно мог напиться людской крови, кто знает, возможно, такой лихой и безбожной твари как он этого было мало.