Свод
Шрифт:
Поезд повело влево, он остановился. Лошади нервно переступали, чувствуя, как тяжёлая карета стала тянуть их назад. Возница набрал, было, воздуху, чтобы явить бездумным лихачам весь запас горячих мужицких наречий, да притих, слыша, как скрипнула створка правой дверцы.
Экипаж заметно накренился. Из дверного проёма показалась могучая фигура пана Криштофа. Держась за багажную скобу крыши, он водрузил на загнутую вверх в дорожном положении подножку, облачённую в мягкий юфтевый сапог ногу. Нервно встряхнув своей крупной головой, сидящей
— Холера ясна, — ревел он, — что за люди? А ну, вертайте взад! — властно приказал он тем, кто и без того, успев развернуть лошадей, уже возвращались к панскому экипажу. — А-а-а, — распознав в одном из всадников старосту, зло пригрозил ему Война зажатой в руке нагайкой, — так это ты, пан Станислав, как запоздалый жених, не зная порядка, гарцуешь тут по проулкам? Ух ты, старый чёрт! Я чуть было лоб не расшиб. А ну, — грузно ступая на каменистую дорогу, протянул руки к соскочившему с коня Жыковичу пан Криштоф, — иди-ка сюда, я тебе сейчас кости переломаю...
Старые друзья крепко обнялись.
— Отец! — тут же спрыгнул с коня и подъехавший Якуб. Едва не упав, споткнувшись о придорожный камень, он немедля сменил старосту в объятьях пана Криштофа.
— Ну, Станислав, — вопросительно вглядываясь в глаза своего отпрыска, довольно спросил Жыковича Война старший, — как вам тут живётся с молодым паном? Метёт новая метла?
Жыкович хитро хмыкнул в рыжие усы:
— Метёт, как ей не мести. Оно ж известно, какая крепкая рука её вязала.
Война старший ещё раз обнял и поцеловал сына:
— Здоров будь, сынок, — выдохнул он, и в уголках глаз старого пана выступили слёзы, — а это? — Тут же, не давая сантиментам взять над собой верх, весело спросил он, — и есть тот самый утопленник-англичанин?
— Да, отец, — повернулся Якуб к иностранцу, — это и есть мистер Ричмонд Свод, моряк и путешественник.
— Наслышан, наслышан, — отвечая на полный учтивости поклон Ричи, проскрипел пан Криштоф. — Твой дядя Бенедикт писал мне, что этот моряк и путешественник ещё и в деле потребления вина большой мастер, а уж мой брат видывал всяких. — Война старший кивнул в сторону иностранца, — а он хоть что-нибудь по-польски понимает?
— По-мужицки немного понимает…, — едва произнёс Якуб, а Свод, уразумев о чём идёт речь, тут же по-молодецки отсалютовав рукой у шляпы, выкрикнул:
— Сдороф буди, пан Криштоф, холера й-асна!
Война старший рассмеялся:
— Что ж, не дурно, не дурно, только не пристало ему, находясь в гостях у польского рода, сразу учить мужицкий. Пан Свод, как достойный человек, в первую очередь должен знать наш, — пан Криштоф улыбнулся, окинул встретившую его троицу цепким взглядом и спросил, — а куда это вы так летите, голуби мои? Уж не встречать ли меня?
— Тут дело спора, — не дал Якуб что-либо
Пан Криштоф косо посмотрел на старосту и прищурился:
— Ему я верю, — подтвердил он, — а вот тебе, почему-то нет. Хитришь?
В это время Свод нетерпеливо нагнулся вперёд и хлопнул своего скакуна по морде, отчего тот стал нервно переступать на месте:
— Мы едем, чёрт побери, или нет? — спросил он на своём родном языке. — Я хочу поскорее со всем этим покончить.
— Вот видишь? — произнёс Якуб в ответ на немой вопрос в глазах отца. — Он говорит, что теперь пари отменяется. Отец, неужели бахвальство этого морехода так и останется не посрамлённым? Я не могу отступить, я ведь Война. В Мельнике тебя ждут, встретят, как положено….
И тут Якуб совершил ошибку…
— Только не удивляйся, у нас гостят Патковские, — между прочим, сообщил он. — Пану Альберту стало плохо, и я позволил им побыть у нас, пока он поправится. Отец, мы со Сводом быстро…
— Постой, — не совсем понял смысл сказанного пан Криштоф, — объясни-ка ещё раз. Пан Альберт у нас?
— Ну да. И пани Ядвися и Сусанна…
— Что за чёрт? — не стесняясь в выражениях, выругался пан Криштоф. — Ничего не могу понять. Или ты собрался жениться, или, не дай бог, Патковицы провалились под землю?
— Ни то и ни другое, — вяло ответил завравшийся отпрыск, понимая, что прав был Жыкович говоря что, не стоит врать отцу. Пану Криштофу и в самом деле достаточно тонкой ниточки правды, чтобы мигом полностью размотать весь её клубок. В данный момент он нащупал эту нить, и вот-вот должно было произойти то, чего Якуб так боялся.
— Пан Альберт занемог, — потухшим голосом промямлил он, бросая косой взгляд в сторону старосты, будто прося того о помощи, но глаза пана Станислова лишь отвечали: «а я ведь тебе говорил?».
— Ну, занемог, — продолжал удивляться Война отец, — и что с того? Пусть бы лежал себе в своём имении. Да и чем он так серьёзно занемог, что пришлось тащить его в Мельник да ещё с двумя кабетами? Что ты на это скажешь, Станислав? — обратился пан Криштоф к старосте, понимая, что его собственный сын что-то умалчивает.
— Я ничего не скажу, — спокойно ответил Жыкович. — Пусть пан Якуб говорит, так будет правильнее.
— Что за чёрт? — снова стал чертыхаться пан Криштоф, догадываясь, что разговор предстоит нешуточный. — То-то мне драгичинский судебный писарь Касинский байки вёл про какие-то тёмные дела в наших землях. То какой-то разбойник своевольничает, то кто-то людей в лесу порезал. Что же это, паночки, правда?!
Взгляд пана Криштофа стал тяжёлым. Он поджал губы, и, рассуждая о чём-то, замолчал.