Свод
Шрифт:
Поникший и молчаливый Игнат в подтверждение сказанному коротко кивнул, мокрой, нечёсаной головой.
— Вот и считай, — продолжал Кукша, — с одной стороны Юрасик, с другой
Криштоф и оба они, что клещи, желают твоей крови напиться. Так что, …вот поклон вам, пан атаман, — он одёрнул выбившиеся из-за пояса сырые полы своего драного зипуна[iv] и поклонился. — Разбирайтесь тут промеж собой, чья это земля и кому тут жить. Тому, кто разбойник от себя, или кто поставлен на то богом…?
С этими словами бородач рассен с шумом выбрался из воды и широко зашагал прочь, смачно чавкая обёрнутыми мокрыми онучами ногами о притоптанный
Три пары глаз долго провожали их всё уменьшающиеся фигуры до тех пор, пока те,
наконец, не растворились в поднимающемся от реки тумане. Первым нарушил молчание Ефим:
— Ну что, кум? Получается, ничего не вышло у нас с тобой? Ни себе, ни людям счастья и свободы мы не снискали. Как бы это дело в другом месте попробовать я даже и не спрашиваю, понимаю, ты не захочешь. Но как ни крути, а к плугам да пастбищам и у нас пути нет. Что будем делать? Может, как и эти, — Ефим кивнул в сторону яркой солнечной короны, появляющейся над верхушками берёз, — к Василию подадимся или ешо куда?
Базыль нежно обнял съёжившуюся от холода Михалину и, тяжко вздохнув, ответил:
— Сначала «отблагодарим» молодого Войну…
Панна Патковская, встречая пана Криштофа, стала на колено и склонила голову. Сусанна последовала примеру матери. Господин королевский подскарбий, сопровождаемый сыном сразу же подошёл к ним и помог подняться не теряющей с годами красоты панне Ядвиге. Укрепляя её исстрадавшееся сердце, пан Война твёрдо взглянул в заплаканное лицо соседки, а затем, вскользь посмотрев, на стоящую позади неё Сусанну произнёс:
— Хвала Богородице, панна Ядвига, вы достойно держитесь перед ликом постигшего вас несчастья, …а дочь? — Во второй раз пан Криштоф уже куда как внимательнее смерил взглядом зардевшуюся от его внимания молодую особу. — Должен вам сказать, что от наших земель, до самого моря я не встречал более красивой невесты. Ох, как она расцвела! Да не краснейте, вельможная пани, не краснейте. Это слова не комплементы заинтересованного в вашем внимании повесы, а сущая правда из уст умудрённого годами мужа. Ну, что же, рассказывайте. Не терпите ли нужды, не обижает ли кто-нибудь вас под кровом этого дома?
— Что вы! — побледнев, выдохнула панна Патковская. — Ваш сын пан Якуб великодушно согласился принять нас, и теперь мы до скончания века будем молить бога о милости для всего вашего рода, пан Криштоф. Если бы не этот проклятый Юрасик, пан Альберт также сказал бы немало добрых слов о вашем сыне…, — в это время глаза скорбящей панны моментально наполнились влагой.
— Ну, ну, ну, — стал успокаивать старший Война, готовую взорваться слезами Патковскую, — что уж теперь плакать? Альберту мы наймём лучших лекарей, он обязательно поправится, а вот за причинённую всем вам боль кое-кто ответит, …сегодня же!
Панна Ядвига подняла на пана Криштофа полный непонимания взгляд, потом, ничего не прочтя во всегда непроницаемом лице Писаря Великого Княжества Литовского,перевела его на Якуба. Сын вельможного пана угрюмо молчал, предоставляя право говорить лишь тому, кто волевым решением взял на себя задачу в короткий срок расставить всё по своим местам. Королевский подскарбий не стал тянуть с разъяснениями:
— Всё это время, панна Ядвига, друг моего сына — мистер Свод, играя роль эдакого выпивохи и простачка, самым внимательным образом присматривался к неприятной истории с Юрасиком. Должен вам признаться, что господин Ричмонд в определённых кругах слывёт достаточно известным специалистом как раз в таких запутанных делах. Так вот, к моему приезду Якуб, пан Станислав и мистер Свод приготовили сюрприз. Дождавшись моего появления, наш английский друг, взвесив все «за» и «против», попросил разрешения на поимку злодея Юрасика. И поскольку…, — тут пан Криштоф дал себе возможность задуматься, — пан Ричмонд смог с помощью древней книги судеб вычислить, что как раз сегодня та самая особенная ночь, когда все эти твари испытывают особенную жажду к убийству, думается мне, панна Ядвига, что не далее чем к грядущей ночи Юрасик всё-таки сполна получит за всё содеянное…
Сразу после церемониальной части встречи с дамами пан Война посетил всё ещё пребывающего в забытьи Патковского. Панна и панночка были молчаливы, выслушивая полные почтения и сочувствия речи Королевского Подскарбия. Их вполне можно было понять: наводящий ужас на все окрестности, причинивший вред пану Альберту, заставивший Патковских покинуть родное имение и, остающийся далёким и недосягаемым, а вместе с тем, притягательно ужасающим, словно рассказанная у костра страшная сказка Юрасик, вдруг стал настолько реальным, что отчаянный смельчак Свод вот-вот вполне мог прикончить его, стоило только дождаться заката.
А ведь в это время раскалённый солнечный диск уже начинал касаться повисшего над горизонтом чёрного, вытянутого крыла свинцовой тучи. Посеяв в сердца дам нервозную интригу, пан Криштоф, сославшись на то, что замковые дела требовали его присутствия, откланялся.
Покинутые возле ложа пана Альберта панночки, понимая, что чудо, которое могло бы заставить его очнуться, в данное время не случится, стали всё чаще выглядывать во двор, где в это время непривычно ярко жгли многочисленные смоляные факелы. Это пан Криштоф распорядился расставить светочи по кругу, отчего внутренний замковый двор приобрёл воистину королевское величие. Ворота не закрывали, выставив на въезде двоих наблюдателей.
Стало темнеть. Сполохи огня выхватывали из мрака насторожённые, внимательные лица. Вот чьи-то чумазые детишки, открыв рты от ужаса слушали то, что тихо повествовал им какой-то длинный и худой, словно жердь оголец[v]. Угрюмые женщины, сбившись в кучку у сенного воза застыли, выстроившись в шеренгу, кто, скрестив руки на груди, кто, спрятав их от опускающегося холода под фартук.
В самом дальнем углу двора, в тени у дровяного склада стояли Якуб и Марек Шыски.
— Ох, — тихо вздохнул Шыски, — дарма, мабыць, пан Криштоф…, гэтак …пышна?[vi]
— Так это или нет, мы скоро узнаем, но… — сдержанно произнёс Якуб. — Даже я, не то что ты, не стану оспаривать ничего из того, что делает отец. В таких делах только Жыкович мог бы ему что-то советовать или говорить. А поскольку пан Станислав отбыл к семье, Марек, сделай милость, стой тихо и не болтай попусту.
— Розуму пана Криштофа, — тихо процедил Шыски, — я і паміраючы… не крану, а што да гэтага англічаніна[vii]…
Свод появился в тот момент, когда даже стойкое к переживаниям сердце пана Криштофа начало беспокоить хозяина неприятным покалыванием. Люди, ждавшие свершения правосудия над летучим чёртом были стойки и упрямы в своём желании дождаться и посмотреть на кончину кровопийцы Юрасика, а потому с завидной расточительностью они меняли факелы и ждали.