Сводные

Жукова Юлия Борисовна

— Наш Карлсон на крыше? — с той же улыбкой на лице поинтересовался Сережка, имея в виду девочку.

Баба Катя недовольно вздохнула, заломив пальцы. Не знала, как ему рассказать все, что тревожило её. Боялась она за девочку.

— Ты бы поговорил с ней Сереж, — осторожна начала старушка. — Ты же знаешь, что она никого кроме тебя не слушает.

Мальчик насупился, улыбка слетела с его губ.

— Опять не ест?

— Да не в этом дело, — неуверенно проговорила баба Катя. — Замкнутая она слишком. Ни друзей, ни интересов никаких. Целый день лишь уроки делает и книжки свои читает. Всю библиотеку уже перечитала, по второму разу скоро начнет. И молчит постоянно. Слова из неё не вытянешь.

Сережа недовольно закусил губу и поглядел в коридор, где виднелась лесенка наверх. Юлька и его самого волновала, но он просто не знал, что мог сделать. Он уже все перепробовал за этот год, ничего не выходило.

В самом начале, когда они только приехали к бабе Кате, девочка хоть и была не особо радостной, но продолжала оставаться Юлькой. Все усложнилось, когда они в школу пошли. В деревне новичков не любили и, если сам Сережа смог не просто вытерпеть все злостные нападки, но и кулаками выбить себе право на существование, то с Юлькой все сложнее было. От нервов её заикание сильнее стало, а дети жестокие. Смеялись над ней, кривляли. Он только со временем заметил, что его веселая и ироничная днвочка стала все чаще отмалчиваться, лишь бы рот не открывать. Её оценки снизились, хоть он и знал, что она точно учила все уроки, поскольку сам лично проверял все домашние задания меньшей. И, когда он прямо спросил у неё что происходит, она лишь пожала плечами и сказала, что просто не отвечает, когда её спрашивают, чтобы дети не смеялись от заикания. А иногда она просто не могла и слова произнести. Вот видел же, что знает, да и она открывала рот, но произнести ничего не могла. Только размыкала губы, как выброшенная на берег рыба не в силах произнести ни звука. Пока слезы не начинали глаза жечь от бессилия. Но не плакала при нем. Сжимала зубы и молча уходила.

Как её можно было заставлять? Он даже с учительницей пытался поговорить, чтобы вообще не спрашивали её, а письменно все работы принимали. Это немного прояснило ситуацию, по крайней мере, оценки девочки вновь были одними из лучших.

Но вот что касается друзей, здесь сложнее было. Вначале дети издевались над ними, когда узнали, что дети жили в городе. Называли Буржуями и все смеялись, что их родители бросили в навозе валяться, пока сами за границу уехали. Он не понимал, как Юля в такие моменты удерживала на лице непроницаемое выражение, хотя знал, что её разрывают такие же чувства, как и его самого. Только вот мелкая она еще, не сможет ни на кого с кулаками броситься. Поэтому за неё Сережа кидался. Всех в деревне построил, поскольку быстро понял, что бояться нельзя, иначе не слезут. Дрался так, что думал насмерть. Ничего не боялся, никого. Всегда за себя в бой кидался. Уважение заработал, с его мнением считаться начали. И пусть деревня небольшая, не больше пяти сотен человек всего, но молодежи здесь много было. Работали все на заводе в городе за сорок километров, а здесь жили. Тут жилье дешевле и очередей в школы для детей нет.

Сейчас Юльку вроде никто не гнобил, но и не дружили особо. Да и сама она не пыталась сдружиться ни с кем. Сережа просто не понимал, как дети в ней не видят той умной, остроумной девочки, которую он знал. Ну и что, что она была мало похожа сама на себя. Ну и что, что больше не было на ней тех красивых разноцветных платьиц, в которые её постоянно тетя Аня одевала, но это все равно была Юля Соколова. Правда молчаливая и серьезная какая-то, но та же Юлька. Кроха.

— Поговорю, — пообещал Сережа и, чмокнув бабу Катю в щеку, поднялся к девочке на чердак.

Она сидела на своей маленькой кровати и сжимала в руках потрепанную книжку. Юлька так увлеклась чтением, что даже не заметила Сережу.

— Эй, Пятница, пойдем на речку, — позвал Сережа, прочитав название книги, что она читала.

Девочка вздрогнула, поняв, что в комнате не одна.

— Нет, спасибо, — вежливо ответила она, даже глаз от строчек не отведя.

Сережа помялся на пороге её комнаты, не зная, стоит ли настаивать или оставить её в покое. Он не совсем понимал, как вести себя с ней. Вот к старой Юльке он подход знал, нужно было просто задобрить её обещанием взять с собой на задание или подарить что-то из своего оружейного арсенала. Эту Юлю его игрушки интересовали вряд ли.

— Баба Катя волнуется, что ты из комнаты носа по собственной воле не высовываешь, — честно начал разговор Сережа, заставляя Юльку с недовольным вздохом отложить в сторону книгу и посмотреть прямо на него.

Он немного вздрогнул под её взглядом. Не потому, что боялся её насупленного вида, совсем нет. Но его пугало выражение её глаз. Метеля привык видеть в зеленых глазах смешинки, лукавство. Даже грусть в них ему была знакома. Но этот пустой равнодушный взгляд пугал его сильнее всех драк, в которых за последний год ему довелось побывать.

— По-твоему я должна нннаступить себе на горло и пойти с тобой, — вежливо поинтересовалась Юля, немного заикаясь.

Как и всегда, услышав заикание в своих словах, она недовольно нахмурилась, словно попыталась проанализировать, почему это случилось сейчас. Обычно заикалась она, когда сильно волновалась. В разговоре с Сережкой такое редко случалось. Должно быть, его замечание задело её сильнее, чем она показывала.

— Да брось ты, Кроха, — попытался отвлечь её Сережа. — Мы просто на лодке покатаемся. Или ты боишься?

— Я же просила не называть меня так, — сильнее нахмурилась девчонка, глядя на него.

Сережа следил за её реакцией, но уже знал, что в этом раунде выйдет победителем. Это единственная хитрость ещё с ней срабатывала — она никому не позволяла считать себя боягузкой.

— Выйди, я переоденусь в купальник, — махнула она рукой, указывая Сережке на лестницу.

Настала его очередь насупиться.

— Ни о каком купальнике и речи не идет, Юля, — строго проворил он. — Только выздоровела от простуды. Будешь купаться только тогда, когда на градуснике будет плюс сорок.

Девочка недовольно поджала губы, глядя на него так, что казалось вот-вот и из глаз полетят искры.

— Ты меня поняла? — не сдавался Сережа, бесстрашно глядя ей прямо в глаза. — Мы не для того спины все лето на огороде горбатили, чтобы на антибиотики твои все просадить.

Вся злость ушла с изумрудного взгляда так же быстро, как там и образовалась. Он знал, что давит на её больную мозоль, но иначе девчонку было не остановить. Сережа и сам не понимал, как Юля пришла к выводу, что она недостаточно помогает им с бабой Катей. Просто в один из вечеров, после долгих уговоров, она все же призналась Сереже, что думает так. И это несмотря на то, что она полностью возложила на себя уборку в доме и готовку, когда они целыми днями проводили на огороде.

— Хорошо, никаких купаний, — согласилась Юля.

— Спасибо, — поблагодарил Сережа, зная, как Юля любила плескаться в речке.

— Ты здесь старший, — с грустной улыбкой ответила она.

Сережа никому бы не признался, но ему нравилось, когда она так говорила. Он упивался чувством, что есть кто-то в этом мире, кто целиком и полностью зависит от него. Иногда он думал, что заботился о ней только в память о лучшем друге и своих родителях, но потом со скрипом признавался себе, что не только в этом дело. Он бы не смог оставить её, ведь Юлька была маленькой и наивной девочкой. Настоящей Крохой. Она была ему как младшая сестра.