Святослав, князь курский
Шрифт:
А невеста, не веря еще до конца во все происходящее, словно все случилось не с ней, а с кем-то иным, забыв о своей русалочьей красоте, сидела тихо, как мышь, не поднимая колдовских, так очаровавших кня-зя глаз от праздничного стола. Зато отец Еремей, княжеский духовник, ел и пил за троих, не забывая все же вовремя накладывать крестное зна-мение на вкушаемую пищу и питие, чтобы не пошло во вред рабу божь-ему.
Поначалу, когда Святослав только сел на княжеский стол, княже-ние шло вроде бы спокойно. Новгородцы время от времени бузили на вечах, но князя прямо не затрагивали, видимо, присматривались. Но не прошло еще и года, как все чаще и чаще княжеские доброхоты и согля-датаи стали доводить до князя, что некоторые знатные новгородцы уже потихоньку мутят народ против него, вспоминают добрым словом со-гнанного же ими Всеволода Мстиславича. Заводилой всему был тысяц-кий Константин, брат посадника Иванки, бывшего мужа Марии, кото-рый когда-то домогался молодой вдовы своего брата, но был отвергнут ею с негодованием. Вот он-то и мутил народ, подбивая к тому, чтобы Святослава со стола согнать, а Всеволода возвести. Его поддерживали Яшка Дашков, отец которого Федор Дашков куда-то бесследно исчез (знающие люди поговаривали, что не без помощи сына Якова, но откро-венно о том объявить, как водилось, на торгу, не смели, чтобы не про-слыть за хулителей и клеветников), да псковичи — Жирята Дашков, опять же родственник Яшки, да Михайло Янович. Они-то и послали тайно в Вышгород к князю Всеволоду, чтобы тот шел к Пскову и ждал там случая, когда Святослава прогонят, а его позовут.
Всеволод Мстиславич, сославшись с Ярополком и получив от того отеческое благословение, тихонько перебрался из Вышгорода в Псков с женой, детьми и тещей. Однако это вскоре стало известно Святославу.
— Что станем делать? — собрав в своем терему преданных ему нов-городцев и бояр, среди которых находился и кум Якун со своим братом Прохором, спросил совета новгородский князь. — Как будем смуту пре-секать?
— А созови-ка ты, князь, вече, — подсказал Якун. — Да и скажи на нем всем правду-матку. Поставь вопрос ребром: если новгородцы не желают тебя на княжении, то пусть об этом скажут открыто и причину назовут — и ты честно выполнишь их волю, уйдешь со стола доброволь-но. Если же хотят тебя, то пусть скажут о том, да и прижмут смутьянов. У нас это любят… Правду-матку слушать да смутьянов искать и рас-правляться с ними, чтобы заодно и самим поживиться. Ведь все имуще-ство виновных идет на поток и разграбление. А кто откажется в этом поучаствовать? Да никто, не было еще таких губошлепов! Всяк норовит под себя грести, это только кура глупая от себя гребет…
— Правильно Якун говорит, — поддержал новгородского тысяцкого старый черниговский воевода Петр Ильин. — Этих бузотеров только так и возьмешь!
— Быть по сему! — решил Святослав и, не откладывая в долгий ла-рец дело, приказал своим бирючам объявить о вече.
Большинство новгородцев, как и предсказывал Якун, заявили, что Святослав княжит по чести, и они не желают видеть на своем столе ни-кого иного, а потому смутьянов стоит проучить. Тут же собрались воо-руженные ватаги и пошли к дому тысяцкого Константина. Вскоре Кон-стантин и еще с десяток его товарищей, поддерживавших руку Всево-лода, были вытащены из домов и казнены принародно, а их дома под-верглись разграблению. Нашли и иных виновных в смуте против Свято-слава, однако тех казнить не стали, но обложили денежной данью, со-брав до полутора тысяч серебряных гривен. На эти гривны тут же стали вооружать ратников для похода к Пскову против Всеволода.
Войдя в раж, новгородцы не только крепенько «пощипали» Всево-лодовых доброхотов, но и невинных нарочитых горожан, особенно из купцов. Как говорится, лес рубят — щепки летят. Так разошлись, что едва епископ Нефонт со всем клиром своим и вынесенными из церквей, словно при пожаре, иконами усовестил и успокоил.
«Ну и новгородцы, — осуждал новгородские нравы воевода Петр, — они не только явных врагов примучат своими скорыми расправами, но и число тайных увеличат грабежами и погромами. Надо поскорее их в поход спровадить. Как говорится, куй железо, пока горячо. А еще мой тебе, княже, совет: призови-ка ты брата Глеба с его курчанами. Что-то на новгородцев я веры большой не имею. Глеб же со своей курской дружиной будет тебе доброй порукой и опорой».
Святослав принял совет и тут же направил в далекий Курск нароч-ного с посланием для князя Глеба.
Курский князь, получив послание, не мешкая собрал свою дружи-ну, пятьсот конных ратников, и скорым маршем вскоре прибыл в Нов-город.
И вот новгородское войско, поддержанное курской дружиной, по зимнему пути двинулось в сторону Пскова, где находился Всеволод Мстиславич и куда собрались его приверженцы из Новгорода. Дорога была накатана, так как декабрьские метели давно отпели, снег слежался и не мешал пути. Не мешали и морозы, почти сойдя на нет. Однако нов-городское войско двигалось медленно, с явной неохотой.
— Что-то новгородцы мудрят, — на одном из бивуаков подъехал князь Глеб к брату. — Не нравится мне это.
— Я и сам замечаю, что чем дальше мы уходим от Новгорода, тем меньше в рядах новгородцев азарта, — глухо отозвался Святослав. — Сотник Якун мне тут недавно шепнул, что в дружине много Всеволодо-вых доброжелателей, вот и мутят потихоньку. Все ненадежно, как веш-ний лед на реке… Может, повернуть, пока не поздно?
— Не знаю. Тебе решать.
Когда подошли к Дубровне, то от перехваченных купцов, двигав-шихся по саннику в Новгород, узнали, что псковичи не дремлют, они также выступили из города под стягами Всеволода.
— Их там тьма-тьмущая! — заверяли, словно сговорившись, в один голос купцы. — Еще и литва с ними, и немцы… К тому же и похваляют-ся, что стоит им столкнуться с вашей дружиной, как большинство нов-городцев на их сторону перейдет.
«Вполне возможно, — мысленно согласился с купцами Святослав, не очень-то уверенный в новгородских ратниках. — Вполне возможно».
Прослышав о «тьме-тьмущей», новгородцы, подстрекаемые тай-ными приверженцами Всеволода Мстиславича, откровенно заволнова-лись, стали требовать от Святослава возвращения домой.
«Дома и стены помогут!» — твердили они как попки.
— Это уже не рать, это стадо трусов и предателей, — хмурился Глеб, наблюдая эту возню и кутерьму в новгородской дружине. — Разворачи-вай, брат, пока до откровенного неповиновения и противостояния дело не дошло. Мои пятьсот дружинников вряд ли сладят с пятью тысячами твоих горлопанов. А если новгородцы столкуются с псковитянами, то-гда, вообще, беда…
С князем Глебом согласны были и воевода Петр, и сотник Якун, и еще десяток верных новгородских бояр, которые также твердо заявили: «Поворачивай! Иначе не миновать беды».
Пришлось развернуться и, не солоно хлебавши, возвращаться в Новгород. Глеб с курянами ушел, а новгородцы затихли в тревожном ожидании. Однако вскоре до князя Святослава дошли слухи, что и Все-волод Мстиславич, сильно простудившись, возвратился в Псков, где в тот же день и скончался от горячки.
«Слава Богу, все само собой разрешилось, без кровопролития, — обрадовался Святослав, полагая присоединить псковскую вотчину к своему Новгородскому княжеству. — Псков, как спелое яблочко, упал ко мне в длань». И велел в храме святой Софии поставить пудовую свечу.
Однако радость новгородского князя была преждевременной: псковитяне не пожелали быть под Святославом. Они, сославшись с Киевом, выпросили себе на княжение Святополка Мстиславича, и когда тот, не мешкав, прибыл к ним, послали вскоре сообщать о том в Новго-род. Святослав злился, но сделать ничего не мог, а потому искал утеше-ние у новой жены Марии, в ее жарких и крепких объятьях. Всколыхнул-ся было и Новгород: как же так, попрана его честь — но, побурлив на вечах и не видя стремления князя Святослава, уже раз ученого, к ново-му походу, поостыл. Впрочем, не надолго. Уже 28 апреля состоялось очередное вече, на котором новгородцы объявили Святославу, что ли-шают его своего стола, а чтобы замириться с Юрием Владимировичем Ростовским и Суздальским, будут просить у него сына Ростислава.