Святослав, князь курский
Шрифт:
— А ты? — пуще прежнего гневался страж, не обращая внимания на слезы княгининой служанки: ни ей, а ему головой отвечать за жизнь и здоровье княгини.
— А я… — замялась служанка, не переставая хлюпать, — я сода по-шла…
— А-а-а! — замахнулся дланью страж, но не ударил, а, схватившись вновь за живот, побежал «до ветру».
Потом, в надежде, что княгиня вот-вот возвратится, отстали от Златки, успокоившись, и только когда стало темнеть, и на западе заго-релась заря, стражи спохватились: княгини все не было и не было.
— Где княгиня? — кричал на служанку начальник стражи, забыв с перепугу о собственном недуге.
— Где княгиня? — теперь уже строго спрашивал его самого князь Святослав. — Что вы с ней, слуги дьявола, содеяли? Говори! — хватал он руками стража за епанчицу и тряс как грушу. — Говори, негодяй! Ведь это ты отвечаешь за мою и ее голову своей головой!..
— Да ничего мы с ней не творили, — заикался не на шутку перетру-сивший пропажей княгини страж, — сама куда-то девалась… Вон слу-жанку можешь попытать…
— Попытаю, а пока ты ответ держи! — гневался князь.
Пререкались долго, чуть ли не до самого утра, и только когда со-всем рассвело, собрались с погоней. Но напрасно старались — княгини и след простыл!
Когда в Чернигове от прибывшей туда в одежде отрока княгини Марии стало известно о бесчестье, нанесенном Святославу, а, значит, всем Ольговичам, Всеволод Черниговский, предположив за всем этим руку великого князя. «Это не новгородцы и не смоляне злобствуют, это Ярополк так козни строит, — то и дело повторял он братьям да боярам. — Это он, князь киевский, воду мутит, а глупцы новгородцы да смоляне только волю его исполняют…»
Была ли правда в словах черниговского князя, искренне ли так ду-мал сам князь, когда произносил их, судить трудно. Однако он тут же собрал дружину и с братьями Игорем и Глебом Курским, а еще с Давы-довичами напал на окраины Киевского и Переяславского княжеств. Мономашичи и опомниться не могли, как он уже разрушил города по Суле, взял Прилук и грозил осадой самому Киеву. А также, оправдывая свои действия, слал послания Ярополку, чтобы тот освободил Святосла-ва из смоленского заточения.
«Ты, как тать и лиходей, подбив смоленских бояр, коварным обра-зом заманил моего брата в свои тенета, — писал он киевскому князю, — и теперь он с детьми и дружиной своей мается в узилище, униженный и ограбленный».
Князь Андрей Владимирович Переяславский, на которого в первую очередь пал гнев черниговских князей, видя свое бессилие, обратился за помощью к Ярополку, но и тот не мог ничего поделать с Всеволодом Ольговичем и его братьями. Видя свое бедственное положение, великий киевский князь Ярополк Владимирович был вынужден обратиться к венгерскому королю за войском. Венгры, давно искавшие случай пожи-виться за чужой счет, тут же направили киевскому князю войско чис-ленностью более 10000 всадников. Пришли к Ярополку и призванные им князья полоцкие с дружинами, ростовцы и суздальцы, владимирцы и волынцы, туровцы и смоляне со своими князьями и воеводами.
С этого момента воинское счастье повернулось лицом к великому князю, а Всеволод со своими союзниками спешно бежал в Чернигов. А когда Ярополк Киевский, Андрей Владимировичи и союзные им венгры подошли к Чернигову, то он по совету бояр своих, не видевших иного выхода в сбережении земель и городов как в немедленном заключении перемирия на любых условиях, предложил великому князю мир. Тот, несмотря на свою силу, мир этот принял и, одарив венгров многими деньгами, отпустил на родину. Вскоре распущены были по своим во-лостям владимирцы, суздальцы, ростовцы, туровцы и остальные дружи-ны.
Смолянам за их самовластие, приведшее к столь большим распрям, Ярополк Владимирович сделал словесное внушение и также отпустил восвояси, наказав освободить немедленно князя Святослава Ольговича, похищенное у него имущество найти и возвратить, а если найдено не будет, то отдать деньгами вдвойне. Надзор за исполнением повеления великого князя возлагался на Ростислава Мстиславича, князя смолен-ского, по попустительству которого, якобы, все и случилось.
Так без всякой славы, скорее с печалью для князя Святослава на-чался и заканчивался 1138 год. Согласно повелению Ярополка Влади-мировича Киевского, он вместе с сыном Олегом, слугами и не поки-нувшими его дружинниками, которым возвратили оружие и коней, был освобожден из смоленского узилища. Разграбленное у него имущество частично было возвращено, частично возмещено гривнами да кунами, но большая его часть так и пропала бесследно. Зато, когда он, наконец, добрался до Чернигова, то там его ждали сразу две супруги: шустрая Мария, понравившаяся черниговским князьям своей почти мужской удалью и веселым нравом, да тихая Елена с дочерьми. Если братья и черниговское боярство со снисхождением отнеслось к двоеженству Святослава, то духовенство во главе с епископом Пантелеймоном отне-слось с отчуждением, порой не только тайно, но и открыто осуждало: «Язычник, право, язычник». Недобрые взгляды священников мало заде-вали князя Святослава, однако он и сам понимал, что ему что-то надо делать с первой супругой, что такое положение долго продолжаться не может. И в такие минуты чело бывшего новгородского князя станови-лось хмуро, а сам он — замкнутым и задумчивым.
Впрочем, беда, как известно, одна не ходит. Недаром же на Руси присказка имеется: «Пришла беда — отворяй ворота». Пользуясь замят-ней в Черниговской земле и отсутствием князя Глеба на курском столе, к Курску, на Посемье, нагрянули половцы, старые недруги Аепы и Осо-лука, Бурковичи. Курск взять не смогли, только несколько десятков своих воинов под его высокими стенами зазря положили, но многие села Посемья пожгли, смердов в полон увели.
Когда князь Глеб Ольгович, находившийся в ту пору со своей дру-жиной под Новгородом Северским, узнал о беде, нависшей над его вот-чиной, то, не давая роздыху ни людям, ни лошадям, денно и нощно спешил на помощь курянам, отбивавшимся в одиночку, без князя и его дружины от степных разбойников. Потом гнался за удиравшей ордой до Псла, выручая своих пленников, пока в одном из скоротечных конных сражений не был смертельно ранен вражеской стрелой в шею.
Еще живого привезли в Курск верные дружинники Глеба Ольгови-ча, так что он успел проститься с женой и малыми детками, прежде чем под плач родни и всех курян, полюбивших этого тихого князя за добрый нрав и отеческую о них заботу, не был предан земле в приходе церкви святого Вознесения. Его хотели похоронить, как и других почивших черниговских князей, в Чернигове, но куряне упросили Всеволода Оль-говича разрешить им погребение полюбившегося князя осуществить в Курске. И тот дал свое согласие. Возможно, рассчитывал могильным склепом брата надежней привязать курский удел к Черниговскому кня-жеству. В Курске же справили и заупокойную тризну.
До похорон брата Святослав Ольгович в Курске, ранее принадле-жавшем переяславским князьям, никогда не был. Как-то не доводилось. А во время похорон и поминок пришлось. Однако ему, повидавшему уже не только Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, но и Новгород Великий, и Смоленск, этот порубежный с Половецкой степью город особо не приглянулся. Каменных церквей да хоромин в нем было мало, да и те не шли ни в какое сравнение с Софией новгородской или же черниговским Спасо-Преображенским собором, от полноводной Семи стоял в стороне. Впрочем, курский детинец даже при отсутствии вну-шительных храмов, смотрелся надежным оплотом. Особенно со сторо-ны Тускора.