Святослав, князь курский
Шрифт:
Разговор этот происходил в праздничную седмицу Рождества Бо-городицы, а уже 14 октября, в праздник Покрова Богородицы, Владимир вел речь с князем черниговским, Олегом Святославичем, к которому приехал погостить.
Чернигов переяславскому князю был знаком, в нем почти ничего не изменилось со времени нахождения в нем самого Владимира. Тот же обширный посад, обнесенный земляным валом и мощной стеной из ду-бовых плах, к которому сбегаются дороги из Киева, Любеча и Новгоро-да Северского. Тот же непреступный, особенно со стороны Десны дети-нец, на территории которого расположены не только княжеские да бо-ярские терема, но и дом епископа. На своих местах стояли Спасо-Преображенский собор, строительство которого было начато еще Мсти-славом Владимировичем Храбрым, победителем косогов и их князя Ре-деди, и церковь святых Бориса и Глеба. Также лают до хрипоты в голосе цепные псы на случайных прохожих, также спешит по своим делам ре-месленный люд. Вот разве что дворец князя Олега заново отстроен. Но и он, опять же, не восьмое чудо, чтобы сему удивляться.
Оттрапезничав вместе со всеми в обширной и вместительной све-телке, Владимир Всеволодович и Олег Святославич, оба в светлых праздничных, но теплых по осенней поре одеждах, уединились в малой гриднице черниговского князя, являвшей собой смесь рабочего кабине-та князя, опочивальни для отдыха и местом ведения переговоров с ближними боярами да важными гостями. Оставшись без лишних глаз, князья позволили себе немного расслабиться после сытного обеда, ведя непринужденно беседу обо всем и ни о чем конкретно. В том числе, бегло интересуясь здоровьем друг друга и ближайших родственников, а также чад и домочадцев, вспоминая попутно интересные, особливо смешные случаи из их жизни. Вот потому в гриднице то и дело звучал искренний и довольно раскатистый смех то одного, то другого князя. Но, как говорится, потехе — час, да делу — время. Пришла пора поде-литься Мономаху своей задумкой.
— А что, — тут же ухватился за предложение двоюродного брата, друга и соперника, Олег, — разумное глаголешь. Мой третий-то, Свято-слав, хоть и молод еще, только тринадцатый годок пошел, да отрок вид-ный. Год, другой не пройдет — он не только познает, с какой стороне к половчанке своей подходить, но и ни одного подола бабьего вокруг себя не пропустит! Знамо дело, сам был такой… — ухмыльнулся игриво и плотоядно. — Это сейчас все больше глазами красу женскую ласкаешь, а смолоду… Теперь о том, к кому сватов засылать, — оставив игривый тон, по-деловому продолжил он, — всякая степная мелюзга нам ни к че-му: от них визгу много, да толку мало, только и проку, что за столом во время пиров пироги лопать… да глазами жадными по сторонам зыр-кать… таких-то у нас и без них хватает. Надо в родственники брать кого-нибудь посолидней, кто вес в Степи имеет, к кому прочие ханы прислушиваются. К примеру, как мой тесть хан Осолук. Просто же по-родниться со всяким степным перекати-полем из-за того, чтобы пород-ниться, нам не стоит. От таких, как я уже сказал, визгу будет много, а толку мало. К тому же, жениться — не лапоть надеть, как любят говари-вать наши смерды, — не преминул он ввернуть красное словцо. — Ведь жена не варежка: с длани не сбросишь и за пояс не засунешь.
— Что верно, то верно, — согласился с черниговским князем, чуть улыбнувшись, переяславский. И тут же вполне серьезно добавил, уточ-няя: — И с кем мы не в кровной вражде.
— И с кем мы не в кровниках, — подтвердил Олег. — Это уж само со-бой…
Перебрав по памяти половецких ханов, остановили свой выбор на племени старого знакомца Осенева, род которого был не только обши-рен и богат, но и знаменит. Среди пленных половцев отыскали знатных беков, которым и поручили начать переговоры о сватовстве.
К девятнадцатому декабря, перед Николой зимним, через доверен-ных людей хана Аепы, вызвавшихся быть послами в столь приятном деле, получили положительный ответ от половецких ханов рода Осене-ва и предложение о встрече на реке Хороле в январе месяце.
«Быть по сему!» — ударили по рукам с ханскими послами.
…Оттого и движется по скучной своим однообразием январской степи русская дружина во главе с наипервейшими князьями Владими-ром Переяславским и Олегом Тмутараканским и Черниговским и их знатнейшими боярами-советчиками. Главным же послом и сватом вы-ступает родной брат Олега, Давыд Святославич, князь черниговский.
Половцы не обманули. Их вежи давно уже стояли на берегу Хоро-ла в ожидании русских князей. Впрочем, половцам поставить в степи вежи, что голому подпоясаться: шатры раскинули, кибитки расставили — вот вежи и готовы. Не то что русичам на новом месте обустроиться: сначала бревна в лесу заготовь, потом к городищу или селищу их свези, а еще надо их от коры освободить, затем высушить, сруб срубить, кры-шу наладить да печь поставить… Даже не мешкая, дел на год, а то и на два за глаза хватит. Зато русский терем — это целая крепость! Голой ру-кой не взять, да и саблей острой не справиться. Ни мороза, ни зноя рус-ский терем не боится; не страшны ему ни дождь и ни ветер, ни метели с вьюгами. Одна беда — красный петух, но красного петуха все боятся: и половецкие шатры и немецкие каменные замки — огонь преграды не знает.
Если с русской стороны основным сватом выступал князь Давыд, то с половецкой эту роль возложил на себя один из родственников Ае-пы, хан Урсуб, сын Осолука, шурин князя Олега Святославича по его супруге Анне. Олег Святославич давно не виделся со своими половец-кими сродственниками: все недосуг было, и теперь с неменьшим инте-ресом, чем переяславский князь, разглядывал их, заново знакомясь или, радостно восклицая, обнимался с теми, кого хорошо знал и помнил.
По половецкому обычаю, прежде чем приступить к серьезному разговору, устроили пиршество. Прямо в чистом поле, но не открытой снежной целине, а в специально установленном вместительном шатре, пол которого был устлан звериными шкурами и кошмами. А на достар-хане, нарядной скатерти, уже были расставлены угощения. И только насытившись, в том числе жирным пловом и бараньими мозгами, пода-ваемыми на серебряных блюдах — явной добыче разбойных набегов на византийские окраины, выпив изрядное количество греческого вина, приступили к тому, из-за чего и загорелся весь этот сыр-бор. Дело по-шло скоро, так как в сватовстве были заинтересованы все стороны, а разноязычие препоной не стала: почти все русские князья и бояре знали половецкую речь, половцы же со своей стороны прекрасно понимали и использовали русскую. Если же кому не доставало слов, то, разгорячен-ные выпитым вином и душевной обстановкой, дружески хлопали друг друга сальными руками по широким спинам, а то и обниматься норови-ли, как старые и закадычные друзья.
Глядя со стороны на эту идиллию, можно было бы подумать, что тут собрались самые близкие родственники и приятели. Но переяслав-ский князь, хоть и веселился вместе с остальными, про себя же думал иное: «Сейчас друзья, но повернись к ним спиной — вмиг нож между лопаток всадят! Зарежут и глазом не моргнут! — Но тут же справедливо-сти ради и о русских князьях, потомках Рюрика, то же самое мысленно дополнял: — Впрочем, а мы чем их лучше? Тоже готовы друг другу гор-ло перегрызть не только за лучший удел, как псы за кость, но и за кол-кое слово, и за косой взгляд».
К концу переговоров пришли к тому, что Владимир Всеволодович сосватал за сына своего Юрия дочь хана Аепы, внука Осенева, именем Утренний цветок, если говорить по-русски; а князь Олег взял за сына Святослава еще одну дочь Аепы, Ночную усладу, мать которой была из Григнева рода. У хана Аепы много было жен из разных половецких ро-дов, а дочерей у него было еще больше, чем жен. Впрочем, и сыновей, степных батыров [30] , хватало.
Заключив договор, ударили по рукам, а чтобы союз между моло-дыми был крепче, русские князья одарили своих новых родственников кунами и серебром, шубами и оружием. Хан Аепа и его родственники в долгу не остались и одарили русских князей коврами и конскими табу-нами. А чтобы выданным замуж ханским дочерям не так было скучно в дороге и в чужом краю, целое посольство из братьев и ближайших род-ственников с ними в русские княжества отправили. Так княжичи Юрий Владимирович и Святослав Ольгович оказались женатыми на сестрах-половчанках, и случилось же это знаменательное для них событие две-надцатого января, ровно за неделю до Крещения Господнего.
30
Батыр — богатырь.
ДЕЛА РАТНЫЕ
Много воды утекло в Десне с тех пор, когда в далекой Половецкой степи, на заснеженных берегах Хорола, третий сын Олега Святославича Черниговского, прозванного в народе за свои мытарства и неуживчивый характер Гориславичем, что близко по смыслу с горемыкой, был женат на юной половчанке, называемой Ночной усладой. Много чего за эти годы случилось на Святой Руси и в Великой Степи, которую русичи чаще всего называли то Дикой Степью, то Диким Полем.
Совсем взрослым мужчиной стал шестнадцатилетний Святослав Ольгович. Не узнать в высоком и статном сыне черниговского князя того двенадцатилетнего отрока, присмиревшего и притихшего, с инте-ресом во все очи рассматривавшего из-за отцовской спины, как чудо чудное, принаряженную в шелковые шальвары и платьица отроковицу, с черными, как вороново крыло, волосами, заплетенными в десятки тонких, похожих на степных змеек-веретениц, косичек. Не узнать и Ночной услады, сразу же по прибытии крещенной лично черниговским епископом, болезненным старцем Иоаном, [31] и получившей христианское имя Елена, в статной, по-русски одетой княжне. Нет больше в ее наряде серебряных монист [32] , украшающих волосы и детскую шейку. Волосы, как и положено замужней женщине, спрятаны под шелковым повоем или, по-иному, убрусом [33] , а монисты — в ларце. Только золотые колты [34] с изображением диковинных птиц и зверей по-прежнему покачиваются, мелодично позванивая, в мочках ушей. И не сразу разгля-дишь в этой женщине степнячку, разве что по гибкому стану да опущенным долу черным миндалинам глаз. Святослав и Елена давно уже познали друг друга и пьянящую радость супружеских утех, но ребеноч-ка Бог им пока что дарить не спешил, возможно, позволяя всласть на-сладиться юностью и любовью.
31
Епископ Иоанн — историческая личность, черниговский епископ, умерший в 1112 г.
32
Монисты — женские украшения из небольших серебряных монет, которыми чаще всего пользовались кочевники.
33
Повой, убрус — платок.
34
Колты — серьги