Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
Шрифт:
, , , , .
Един Бог, Отец Слова живого, Премудрости ипостасной и Силы и Начертания вечнаго, совершенный Родитель Совершеннаго, Отец Сына единороднаго.
, , , , , , , , .
, ’ [ ], , , , [ ], , , .
, , .
. , , . , , ’ .
Един Господь, единый от единаго, Бог от Бога, Начертание и Образ Божества, Слово действенное, Премудрость, содержащая состав всего, и Сила, зиждущая все создание, истинный Сын истиннаго Отца, невидимый невидимаго, и нетленный нетленнаго, и бессмертный бессмертнаго, и вечный вечнаго.
И един Дух Святый, от Бога бытие имеющий и чрез Сына явившийся [т. е. людям], Образ Сына, совершенный Совершеннаго, Жизнь — причина живущих [Источник святый] Святыня подающая освящение. Им является Бог Отец, сущий над всем и во всем, и Бог Сын, Который чрез все.
Троица совершенная, славою и вечностью и царством неразделяемая и не отчуждаемая.
Итак, в Троице нет ничего ни сотвореннаго или служебнаго, ни привнесеннаго, как бы прежде не бывшаго, потом же привзошедшаго; ибо ни Отец никогда не был без Сына, ни Сын без Духа, но непреложна и неизменна — та же Троица всегда.
а) перевод Руфина.
Unus deus, pater verbi viventis, sapientiae subsistentis et virtutis suae et figurae, perfectus perfecti genitor, pater filii unigeniti.
Unus deus (dominus), solus ex solo deo, figura et imago deitatis, verbum perpetrans, sapientia compehendens omnia et virtus, qua tota creatura fieri potuit, filius verus veri et invisibilis ex invisibili et incorruptibis ex incorruptibi et immortalis ex immortali et sempiternus ex sempiterno.
Unus spiritus sanctus ex deo substantiam habens, et qui per filium apparuit. imago filii perfecti, perfecta viventium causa, sanctitas sanctificationis praestatrix, per quem deus super omnia et in omnibus cognoscitur et filius per omnes.
Trinitas perfecta maiestate et sempiternitate et regno minime dividitur neque abalienatur.
Igitur neque factum quid aut serviens in trinitate, neque superinductum, tanquam antehac quidem non subsistens, postea vero superingressum. Neque itaque defuit umqnam filius patri, neque filio spiritus sanctus, sed inconvertibilis et inmutabilis eadem trinitas semper.
b) второй древний латинский перевод.
Unus Deus, principium et pater verbi viventis, sapientiae existentis et virtutis et imaginis propriae, perfectus perfecti genitor, pater filii unigeniti.
Et unus Dominus ex uno, deus de deo, figura substantiae patris, imago dei, deus verbum vividum et totius substantiae opifex, sapientia, continens omnia, quae existunt, et virtus totius creaturae creatrix, Filius verus de Patre vero, invisibilis de invisibili, incorruptibilis de incorruptibili, immortalis de immortali et sempiternus de sempiterno.
Et unus spiritus sanctus perfectus, perfecta vita viventium, sanctitas et fons sanctitatis et sanctificationis ministratov, per quem Deus in omnes credentes et super omnes, et Filius, qui per omnes.
Trinitas perfecta, gloria et regnum sempiternum, individuum et inalienabile.
Neque igitur creatum aliquid et servum seu famulum in trinitate, neque adventitium vel subintroductum, tanquam quod ante non exstiterit et novissimum subintraverit; neque enim defuit aliquando Filius Patri, aut Pilio Spiritus Sanctus, sed immutabilis et inconvertibilis haec eadem trinitas semper.
В славянском переводе символ передается так [337] :
Един Отец, Отец Слова живаго, мудрости сущая и силы, образа своего, совершен родитель, Отец Сыну Единороден. Един Господь, един от единаго, Бог от Бога и образ Божества, Слово содетельно, мудрость вся составы обдержащи, и сила всей твари творящи, Сын истинный истинного Отца, невидим невидимаго, и нетлеющи нетленнаго, и вечный вечнаго. Един Дух Святый, от Бога существо имея и Сыном си яви человеком, образ сыновня, совершену совершена, жизнь живых и добрая вина, святость святынии датель, им же ся являет Бог Отец, иже надо всеми и во всех, и всего ради. Троица совершена славою и присностью, и царьство неделимо, ни лучимо, ни творено, ни повинно в Троици, не приводно, яко прежде не быв. но последи ж пришесто (не бо оста николиже Сын Отца, ни Сына Дух). Не преложима, ни пременима Святая Троица присно.
337
Для примера берем из издания славянского перевода слова св. Григория Нисского в "Памятниках славяно–русской письменности", изданных Императорской Археографической Комиссией. I. Великие Минеи Четии. Ноября тетрадь II. М. 1911, стлбц. 2669–2670.
Этот символ давно уже подвергался исследованиям в отношении к его подлинности, и в то время, как одни отрицали принадлежность его св. Григорию Чудотворцу, другие признавали его безусловную подлинность. К первым принадлежат: Whiston, Fr. Spanheim, Lardner, Martini, M"unscher, Gieseler, Kurtz, Herzog; ко вторым: Bingham, Tillemont, Oudin, Gallandi, Basnage, Fabricius, Walch, Mohler, Hahn, Thomasius, Langen и др. Но было высказано еще и третье — посредствующее мнение (R"ossler, Klose, Harles, Neander, Dorner), именно, что первая часть символа, в которой можно признать особенности оригеновской догматики, подлинна; вторая же часть его, — собственно последний отдел: . — напротив, является позднейшей прибавкой, в которой содержатся определения, совершенно чуждые школе Оригена и возникшие только во время споров с арианами в IV веке [338] . К. Каспари подверг вопрос о подлинности и неповрежденности символа св. Григория Чудотворца новому всестороннему и основательному обследованию в своих Alte und neue Quellen zur Geschichte des Taufsymbols und der Glaubensregel, Christiania 1879, S. 25–64, и пришел к следующему выводу: как положительная главная часть символа, так и отрицательная заключительная часть, если смотреть с точки зрения отношения к учению Оригена, может совершенно хорошо проистекать от Григория, и первая здесь и там указывает именно на ученика Оригена, как своего первовиновника. Правда, сравнение символа с учением Оригена в отношении к последней части и кое-что в третьем отрывке первой части (о св. Духе) оставляет некоторое подозрение относительно того, что оно присоединено впоследствии; но это подозрение, уже и само по себе небольшое, делается еще менее значительным, даже исчезаете, если принять во внимание, что целая формула так сильно засвидетельствована, что, далее, при известном отношении неокесарийской церкви к его автору, ко всем его словам и к самому символу, невероятно, чтобы кто-нибудь из ее позднейших епископов отважился сделать прибавки, и чтобы она терпела эти прибавки, и что, наконец, несколько подозрительные выражения в третьем отделе положительной части самым
338
См. у C. P. Caspari, Alte und neue Quellen zur Geschichte des Taufsymbols, S. 25–26.
339
S. 62–63.
Исследование К. Каспари в значительной степени, ослабило сомнения в подлинности символа: обычно оно признается новейшими исследователями при неизменной ссылке на авторитет К. Каспари, хотя и с неопределенными оговорками [340] .
Обратимся к анализу тех данных, на которых утверждается принадлежность символа св. Григорию Чудотворцу.
Первое и главное свидетельство о символе св. Григория дает св. Григорий Нисский. В слове о жизни св. Григория Чудотворца он, как уже было сказано, сообщает, что св. Григорий, принужденный взять на себя бремя епископства, по совершении над ним всех узаконенных священнодействий, испросил у назначившего ему священство — епископа амасийского Федима малое время для уразумения в точности таинства веры и более не нашел нужным обращаться, как говорит апостол (Гал. 1. 26), к плоти и крови, но свыше просил себе откровения тайн и не прежде осмелился проповедывать слово, как некоторым явлением открыта была ему истина: однажды, когда св. Григорий целую ночь размышлял о предмете веры, явившийся Евангелист Иоанн Богослов, по просьбе Матери Господа, в стройных и кратких словах изрек юному епископу тайну веры. Св. Григорий это божественное учение заключил в письмена, по нему после проповедывал в церкви и оставил это богодарованное учение, как некое наследие потомкам; „этим учением, — говорит Григорий Нисский, — доныне тайноводствуется тот народ“, т. е. неокесарийская церковь“. Сообщивши текст этого „тайноводственного учения“, Григорий Нисский присоединяет: „а кто желает убедиться в этом, пусть послушает церковь, в которой он проповедывал: еще и до ныне у них сохраняются самые начертания той блаженной руки (’ ) [341] . Что касается термина , смысл его не может быть определен точно; но по всему ходу речи Григория Нисского о значении символа св. Григория Чудотворца для неокесарийской церкви можно заключать, что это изложение веры было здесь в богослужебном употреблении: вероятно, оно было крещальным символом [342] .
340
Напр., Ад. Гарнак в Die Chronologie der altchristlichen Litteraturbis Eusebius, S. 99 пишет: „подлинность мне кажется преимущественно вероятною, так как внутренних оснований против нее нельзя привести, и эта в высшей степени оригинально формулированная „вера“требовала сильного авторитета, чтобы ее ввести и утвердить. Отношение к арианству не может быть доказано“. Но в Lehrbuch der Dogmengeschichte, 4 Aufl. B. I. T"ubingen 1909, S. 723–724 Anm. I, он пишет в несколько другом тоне: „что подлинность этого символа, несмотря на блестящую защиту Каспари, не стоит выше всяких сомнений. это должно быть выразительно замечено. Но внешние и внутрение основания, которые говорят в пользу подлинности, мне кажется, перевешивают“.
341
Migne, PGr., t. 46, col. 1912–1913; русск. перев., ч. 8, стр. 144–147·
342
Ferd. Kattenbusch. Das apostolische Symbol. Seine Entstehung, sein geschichticher Sinn, seine urspr"ungliche Stellung im Kultur und in der Theologie der Kirche. Ein Beitrag zur Symbolik und Dogmengeschichte. Erster Band. Die Grundgestalt des Taufsymbols. Leipzig, 1894. s. 340–341.
Ho как бы то ни было, тем значением, какое имел символ для неокесарийской церкви, обеспечивалось и сохранение предания о происхождении символа, и буквальное воспроизведение текста его в последующее время. Св. Григорий Нисский выразительно подчеркивает, что неокесарийская церковь обладала и самым автографом св. Григория. Нельзя допустить какой-нибудь ошибки в этом свидетельстве, так как Григорий Нисский говорит об этом не мимоходом, а после нарочитого приглашения желающих убедиться в истинности того, что он перед этим сообщил относительно символа. Невозможно признать вероятным и такого предположения, будто неокесарийцы стали очень древний экземпляр символа рассматривать, как его автограф: для такого смешения и времени от смерти св. Григория до Григория Нисского прошло еще не очень много, и кроме того, решительным препятствием для него и, напротив, надежным ручательством за сохранение собственноручной записи символа св. Григорием служило и то благоговейное почитание у населения понтийской церкви и у преемников памяти основателя неокесарийской церкви первого ее епископа и всего связанного с его именем, о котором свидетельствует св. Василий Великий, когда пишет: „еще и теперь великое изумление пред ним (св. Григорием Чудотворцем) у туземцев и новая и всегда свежая память в церквах продолжает жить, не ослабляемая никаким временем. Поэтому в тамошней церкви не прибавляли ни действия какого-либо, ни слова, ни какого либо таинственного образа сверх того, какой он оставил им; по этой причине многое из совершаемого у них кажется недостаточным при давности установления, ибо по преемству управлявшие церквами не соглашались ничего принять в дополнение“ [343] . Столь ясное свидетельство Григория Нисского основывается, несомненно, на близком знакомстве его с делами неокесарийской церкви чрез надежное семейное предание и чрез личное знакомство его, для которого он имел достаточно случаев и поводов; поэтому в своей сущности свидетельство Григория Нисского есть свидетельство неокесарийской церкви.
343
Migne, PGr., t. 32, col. 202; русск. перев., ч. 3, стр. 282.