Сын Америки
Шрифт:
– Что ж, если тебе это не нужно, может, кому-нибудь другому пригодится.
Она шагнула вперед.
– Биггер! Ух! Откуда у тебя столько денег?
– Не все ли тебе равно?
– Сколько тут?
– А тебе что?
Она подошла к нему вплотную.
– Нет, правда, сколько тут?
– А зачем тебе знать?
– Дай посмотреть. Я тебе отдам.
– Посмотреть можешь, только из моих рук.
Он увидел, как на ее лице любопытство сменилось изумлением, когда она считала бумажки.
– Господи, Биггер! Да откуда же у тебя столько денег?
– Не все ли тебе равно? – сказал он, обнимая ее за талию.
– Это твои?
– А
– Биггер, миленький, скажи, откуда они у тебя?
– А ты перестанешь дуться?
Он чувствовал, как ее тело постепенно становилось податливее; но глаза ее пытливо всматривались в его лицо.
– Ты не натворил чего-нибудь, а?
– Скажи, перестанешь дуться?
– Ну, Биггер.
– Поцелуй меня.
Он почувствовал, что она совсем обмякла; он поцеловал ее, и она потянула его к кровати. Они сели. Она осторожно вынула деньги у него из рук.
– Сколько там? – спросил он.
– Ты не знаешь?
– Нет.
– Ты не считал?
– Нет.
– Биггер, откуда у тебя эти деньги?
– Когда-нибудь я тебе, может, расскажу, – сказал он, откинувшись и положив голову на подушку.
– Что ты натворил, Биггер?
– Сколько там?
– Сто двадцать пять долларов.
– Ну как, перестанешь дуться?
– Биггер, откуда деньги?
– Это неважно.
– А ты мне купишь что-нибудь?
– Куплю.
– Что?
– Все, что захочешь.
С минуту они помолчали. Наконец, обняв ее снова одной рукой, он почувствовал в ее теле расслабленность, знакомую и желанную. Она легла головой на подушку; он спрятал деньги в карман и склонился над ней.
– Дурочка ты. Я так по тебе соскучился.
– Правда?
– Вот как перед богом.
Он склонился над ней, охваченный желанием, придвинулся совсем близко и поцеловал ее. Когда он отнял губы, чтобы перевести дух, он услышал, как она сказала:
– Никогда больше не пропадай так долго, миленький, слышишь?
– Не буду.
– Ты меня любишь?
– Понятно, люблю.
Он поцеловал ее еще раз и почувствовал, как ее рука шарит за его головой; щелкнул выключатель, и свет погас. Он опять поцеловал ее, еще крепче.
– Бесси!
– Ну?
– Иди ко мне.
Еще с минуту они лежали тихо; потом она встала. Он ждал. Он услышал шелест платья в темноте: она раздевалась. Он встал и тоже начал раздеваться. Постепенно глаза их привыкли к темноте; он увидел ее с другой стороны кровати, похожую на тень в окружавшей ее густой тьме. Он слышал, как заскрипела кровать, когда она легла. Он прижался к ней и обхватил ее руками, бормоча:
– Ах ты!..
Две мягкие ладони нежно легли на его лицо, я образ слепого мира отодвинулся куда-то далеко…
Он вытянулся, отдыхая. Ему не хотелось возвращаться и снова начинать жить; еще нет. Он лежал на дне глубокого темного колодца на подстилке из теплой влажной соломы и далеко вверху видел холодную синеву неба. Чья-то рука протянулась и легким прикосновением смирила его беспокойно мятущийся дух. Потом постепенно, точно долгий рокот откатывающейся волны, ощущение ночи и моря и тепла оставило его, и он лежал в темноте, глядя пустыми глазами на затененный потолок, слушая свое и ее дыхание.
– Биггер!
– Ну?
– Ты доволен своей работой?
– Угу. Чего это ты вдруг?
– Просто так.
– Ты славная девчонка, Бесс.
– Ты правда так думаешь?
– Правда, правда.
– А где они живут?
– На бульваре Дрексель.
– Какой номер?
– 4605.
– О!
– Что такое?
– Ничего.
– Скажи.
– Просто я вспомнила одну вещь.
– Какую такую вещь?
– Да ничего, Биггер, миленький, не спрашивай.
С чего ей вдруг вздумалось задавать ему все эти вопросы? Он подумал – может быть, она заметила что-нибудь. Потом он подумал – не значит ли это, что он опять поддается страху, раз из мыслей у него не выходит Мэри и то, как он ее задушил и сжег? Но ему хотелось знать, почему она спросила, где живут его хозяева.
– Ну же, Бесси. Говори, что ты подумала.
– Ей-богу, ничего, Биггер. Просто я там работала, в этом районе, недалеко от дома, где жили Лебы.
– Лебы?
– Ну да. Родители одного из тех парней, что убили мальчика Фрэнкса. Помнишь?
– Ничего не помню.
– Ну как же, сколько еще разговоров тогда было о Лебе и Леопольде.
– А-а!
– Они убили мальчика, а потом хотели выманить у его родителей деньги…
«…посылали им письма». Биггер не слушал. Мир живых звуков вдруг провалился куда-то, а перед глазами у него развернулась обширная картина, заключавшая в себе так много, что он даже не мог охватить ее всю сразу. Он лежал и смотрел перед собой не мигая, сердце у него стучало, рот приоткрылся, дыхание стало таким тихим, что казалось, он вовсе не дышал. «Ну, вспоминаешь, ой, ты совсем не слушаешь». Он ничего не говорил. «Как же это так ты не слушаешь, когда я с тобой говорю?» Почему бы ему, почему бы ему тоже не послать Долтонам письмо с требованием денег? «Биггер!» Он сел на постели, смотря перед собой в темноту. «Что с тобой, миленький?» Можно потребовать десять тысяч или даже двадцать. «Биггер, я спрашиваю, что с тобой такое?» Он не отвечал; напрягая все свои силы, он мучительно старался вспомнить. Ага, вот! Леб и Леопольд писали, чтоб отец убитого мальчика сел в поезд и в условленном месте на ходу выбросил деньги из окна вагона. Он соскочил на пол и остановился у кровати. «Биггер!» Пусть они, ну да, пусть они положат деньги в коробку из-под ботинок и бросят ее из автомобиля где-нибудь на Южной стороне. Он оглянулся в темноте, почувствовал руку Бесси на своем локте. Он пришел в себя и глубоко вздохнул.
– Что с тобой, миленький? – спросила она.
– А?
– О чем ты думаешь?
– Ни о чем.
– Нет, скажи. Ты чем-то расстроен.
– Ничего подобного.
– Вот видишь, я тебе рассказала, о чем я думала, а ты мне не хочешь рассказать. Это нечестно.
– Просто я никак не мог вспомнить одну вещь. Вот и все.
– Неправду ты говоришь, – сказала она.
Он снова сел на кровать; в висках у него стучало от волнения. Выйдет или не выйдет? Именно этого ему не хватало, это явилось бы завершением того, что он сделал. Но это было совсем не просто, и нужно было не торопясь, хорошенько обдумать все заранее.
– Миленький, скажи мне, где ты взял эти деньги?
– Какие деньги? – спросил он с притворным удивлением.
– Ох, Биггер, брось дурака валять. Ты чем-то расстроен. Что-то у тебя есть на душе. Я ведь вижу.
– Что же мне, выдумать, что ли, для твоего удовольствия?
– Ладно, ладно, не хочешь – не надо.
– Ох, Бесси…
– Мог не приходить сегодня.
– Я и то жалею.
– Можешь больше вообще не приходить.
– Значит, ты меня не любишь?
– Я тебя люблю так же, как ты меня.