Сын Америки
Шрифт:
– А, Биггер, доброе утро!
Он не ответил.
– Вот хорошо, что вы пришли. Я только собралась подбавить угля.
– Я сейчас сделаю, мэм.
Он подошел к котлу, напряженно стараясь разглядеть сквозь щели дверцы, не осталось ли в топке каких-либо следов Мэри. Став рядом с Пегги, он увидел, что и она смотрит сквозь щели на красную груду тлеющих углей.
– Вчера вечером котел очень хорошо топился, – сказала Пегги. – А к утру вот остыл.
– Я сделаю, – сказал Биггер, не решаясь открыть дверцу, пока она стоит рядом в красной полутьме.
Он прислушивался к глухому реву в трубах и думал, догадывается она о чем-нибудь или нет. Он понимал, что нужно зажечь свет; но что, если при
– Я сейчас все сделаю, мэм, – сказал он опять.
Он торопливо думал, придется ли убить ее, если она зажжет свет и увидит что-нибудь такое, что наведет ее на мысль о смерти Мэри. Не поворачивая головы, он заметил в углу железную лопату. У него сжались кулаки. Пегги пошла в дальний конец котельной; там, у самой лестницы, свешивалась с потолка электрическая лампочка.
– Сейчас я вам зажгу свет, – сказала она.
Он быстро и бесшумно шагнул к углу, где стояла лопата, и притаился, выжидая. Лампочка вспыхнула, ослепительно яркая; он зажмурил глаза. Пегги стояла у подножия лестницы, крепко прижимая правую руку к груди. Она была в халате и старалась запахнуть его поглубже. Биггер понял. Она даже и не думала о котле: просто ей было неловко, что он застал ее в халате.
– Мисс Долтон еще не выходила? – спросила она через плечо, поднимаясь по лестнице.
– Нет, мэм. Я ее не видел.
– Вы только что пришли?
– Да, мэм.
Она остановилась и посмотрела на него.
– А ведь машина стоит у подъезда?
– Да, мэм, – сказал он коротко, не пытаясь ничего объяснить.
– Что же, она всю ночь там простояла?
– Не знаю, мэм.
– Разве вы вчера не поставили ее в гараж?
– Нет, мэм. Мисс Долтон сказала, чтоб я ее там оставил.
– Вон что! Значит, она так и стояла всю ночь. То-то она вся в снегу.
– Должно быть, так, мэм.
Пегги покачала головой и вздохнула:
– Ну что ж, она, наверно, сейчас выйдет, ей ведь пора ехать.
– Да, мэм.
– Я вижу, сундук вы уже снесли.
– Да, мэм. Она мне вчера вечером велела снести его.
– Смотрите не забудьте его здесь, – сказала она, входя в кухню.
После того как она ушла, он еще долго не двигался с места. Наконец, вытягивая шею, точно насторожившийся зверь, он принялся осматривать подвал, проверяя, все ли в порядке. Все было так, как он оставил вчера. Он стал ходить из угла в угол, внимательно приглядываясь. Вдруг он остановился, глаза его расширились. Прямо перед ним на полу, среди багровых бликов, ложившихся от щелей в дверце топки, валялся окровавленный клочок газеты. Пегги видела? Он подбежал к выключателю, погасил свет и вернулся назад. Клочка почти не было заметно. Значит, Пегги его не видала. Теперь что с Мэри? Сгорела она или нет? Он снова зажег свет и поднял окровавленный клочок. Он оглянулся направо, налево, не смотрит ли кто, потом отворил дверцу и заглянул – с видением Мэри, ее окровавленной шеи у него перед глазами. Нутро топки дышало и вздрагивало под натиском угля. Но никаких следов тела не было видно, хотя образ его неотступно стоял перед глазами между ним и грудой пышущих жаром углей. Как продолговатый холмик земли над свежей могилой, уголь словно повторял очертания тела Мэри. Казалось, если он только копнет этот красный продолговатый холмик, уголь осыплется, и тело Мэри, нетронутое, откроется взгляду. Уголь лежал так, словно на месте сгоревшего тела осталась пустота, вокруг которой горячая зола образовала плотную корку, сохранив в объятиях угля все изгибы тела Мэри. Он зажмурил глаза и вдруг заметил, что все еще держит в руке окровавленную бумажку. Он поднес ее к раскрытой дверце, и тягой ее вырвало у него из рук; он следил, как она закружилась в раскаленном дрожащем воздухе, задымилась, почернела, вспыхнула и исчезла. Он выключил вентилятор: теперь уже нечего было опасаться запаха.
Он закрыл дверцу и повернул рычаг, регулирующий подачу угля. Тарахтенье мелких кусков о жестяные стенки желоба громко отдалось у него в ушах, и в ту же минуту тлеющий продолговатый холмик стал чернеть, потом вспыхнул и развалился под напором угля, который вихрем врывался в топку. Он повернул рычаг и выпрямился; пока все шло хорошо. Если только никому не вздумается мешать золу в топке, все будет хорошо. Сам он не хотел трогать ее, боясь, что там еще осталось что-нибудь от Мэри. Если и дальше все так пойдет, к вечеру Мэри сгорит без следа, и ему нечего будет больше опасаться. Он повернулся и взглянул на сундук. Ах, да! Не забыть бы! Сейчас же надо спрятать у себя в комнате эти коммунистические брошюры. Он бегом поднялся по лестнице и аккуратно, бережно уложил брошюры в угол комода. Да, да, нужно уложить их пачкой, как они были. Никто не должен подумать, что он читал их.
Он вернулся в подвал и нерешительно постоял у котла. У него было такое чувство, что он упустил что-то и это что-то непременно его выдаст. Может быть, нужно вытряхнуть золу? Да. Если забьет решетку, огонь не будет гореть как следует. Он наклонился к торчащей внизу ручке зольника, но в эту самую минуту лицо Мэри, живое, каким он видел его на подушке в синеватом сумраке комнаты, глянуло на него из тлеющих углей, и он поспешно выпрямился; голова у него закружилась от страха и сознания вины. Пальцы свело; он уже не мог вытряхнуть золу. Его потянуло на воздух, прочь из этого подвала, где стены, казалось, с каждой минутой обступали его все теснее, мешая дышать.
Он вернулся к сундуку, ухватил его за одну ручку и поволок к двери, потом взвалил на спину, снес в машину и укрепил в багажнике. Он посмотрел на часы: было двадцать минут девятого. Теперь надо сесть и дожидаться Мэри. Он забрался на сиденье и подождал пять минут. Надо бы позвонить. Он посмотрел на ступени бокового крыльца и вспомнил, как Мэри споткнулась тут вчера и как он поддержал ее. Вдруг он невольно вздрогнул – яркий сноп лучей ударил с неба, и снег вокруг заиграл, заплясал, заискрился – целый мир волшебной немой белизны. Уже поздно! Нужно войти и спросить мисс Долтон. Если он будет дожидаться слишком долго, покажется, будто он знает, что она не придет. Он вылез из машины и поднялся на крыльцо. Он посмотрел в стекло двери: никого не было видно. Он дернул дверь, но она оказалась запертой. Он нажал кнопку и услышал глухой удар гонга в доме. Он подождал еще с минуту, потом увидел Пегги, спешившую по коридору. Дверь отворилась.
– Что, она не выходила еще?
– Нет, мэм. А уже пора ехать.
– Подождите. Я сейчас ее позову.
Пегги, все еще в халате, стала подниматься по лестнице, той самой лестнице, по которой вчера он тащил наверх Мэри и по которой спускался вниз, спотыкаясь под тяжестью сундука. Но вот Пегги показалась снова, только теперь она двигалась гораздо медленнее. Она подошла к двери.
– Ее нигде нет. Может быть, она уже уехала? Она вам как говорила?
– Она сказала, что я утром отвезу ее на вокзал, и велела снести сундук вниз, мэм.
– Странно! Ее нет ни в ее комнате, ни в спальне миссис Долтон. А мистер Долтон еще спит. Вы точно знаете, что она уезжает сегодня утром?
– Да, мэм. Так она мне сказала вчера.
– И велела вам снести вниз сундук?
– Да, мэм.
Пегги задумалась, глядя мимо него на засыпанную снегом машину.
– Что ж, берите сундук и поезжайте на вокзал. Может быть, она не ночевала дома.
– Да, мэм.
Он повернулся и стал спускаться с крыльца.
– Биггер!
– Вы говорите, она вам велела оставить машину здесь на всю ночь?