Сын маминои? подруги
Шрифт:
— На снегоходе раньше ездила?
Уля оглядела предмет вопроса. Снегоходы она видела до сегодняшнего дня разве что в рекламе. Вблизи он производил впечатление мощной и стремительной машины для самых настоящих приключений — несмотря на свои относительно небольшие, по сравнению с автомобилем, размеры. Ульяна помотала головой.
— Ну, ничего сложного. Садишься за мной, вот сюда, — Захар похлопал ладонью по сиденью. — Держаться можно либо вот за эти ручки снизу, либо за меня. Я лично всегда держусь за ручки, когда еду пассажиром — ну, потому
Уля кивнула, стараясь быть серьезной. Хотя больше всего ей хотелось сейчас прыгать на месте и визжать — от того, как ей это все нравилось!
Захар оседлал снегоход:
— Тогда — садись.
Ульяна села сзади и нерешительно положила руки на талию Захару. Так держаться?
— Уля! — раздался его громкий голос. — Ты свалиться хочешь? Ну-ка обними, как следует!
Она улыбнулась — а потом обхватила Захара поперек груди, прижалась щекой к широкой спине в черной куртке.
— Так?
— Умница, — снегоход утробно рыкнул. — Маску опускай и поехали!
Ульяне не с чем было сравнить эту поездку. Не было в ее жизни ничего и близко схожего по уровню какого-то абсолютно детского и чистого восторга от всего: скорости, ветра в лицо, яркого солнца, пролетающих мимо белых полей и летящего во все стороны снега.
Она совершенно потеряла счет времени. Все летели вокруг поля, темные перелески, брызги снега, бьющее в глаза солнце. И большая надежная спина, за которую она держалась руками.
Будто это не она. Будто это не с ней. И мир вокруг какой-то другой.
Снегоход замедлил ход и остановился у кромки густого темного леса. И обрушилась вдруг тишина, в которой только собственное дыхание слышалось — громко и отчетливо. Ульяна почувствовала, как Захар расцепил ее пальцы на своей груди.
Потом он ловко спрыгнул со снегохода и протянул ей руку.
— Можно слезать, здесь снег плотный. Не провалишься.
Уля, опираясь на руку Захара, слезла со снегохода — далеко не так ловко, как сам Захар. Ноги почему-то дрожали.
— Как ты? Устала? Понравилось?
Ульяна подняла взгляд, медленно стянула с головы маску.
Свою Захар тоже поднял, и крутку наполовину расстегнул. Жарко ему, как обычно. И она просто шагнула к нему, снова обхватила руками и уткнулась ему куда-то в шею. У нее все лицо было холодное, а он там, в районе шеи — теплый. И пахнет умопомрачительно.
И говорить ничего не надо. Дышать ему в шею, обнимать, чувствовать сквозь все слои одежды, как и он тоже обнимает. И молчать, потому что слова не нужны. Потому что их нет. И потому что Захар все понимает без слов — Уля была в этом уверена. И ее восторг, и благодарность и… и ее восхищение им. Хотя про последнее понимать Захару все же, наверное, не надо.
Они так простояли какое-то время, в тени темной стены леса.
Первым шевельнулся Захар.
— Так, ты у меня голодная.
Это был самый вкусный чай в жизни Ульяны. И самые вкусные бутерброды. Она устроилась на сиденье снегохода — настоял Захар, чтобы ноги не морозила на снегу, а сам он стоял напротив, в своем объемном черно-желтом костюме и унтах — унтах, подумать только — в одной руке пластиковая кружка с чаем, в другой — бутерброд — и рассказывал что-то. Про поля. Про системы снегозадержания.
Про лес. Про породы деревьев. Про птиц, которые здесь водятся.
Ульяна пила чай, еда бутерброд и… и пока ни о чем не думала.
Думать она будет после. Пока она могла только наслаждаться. И немного удивляться.
— Ну как, поехали дальше? Можем еще немного покататься, а потом надо назад. Мы далеко забрались, километров на тридцать.
— Сколько?! — ахнула Ульяна.
Она вдруг осознала, что совершенно не представляет, где они находятся. Ей почему-то казалось, что они все это время катались кругами по полям вокруг поселка. Захар тряхнул кружкой, выплескивая последние капли чая, сунул посуду в сумку, а потом повернул запястье, что-то потыкал на часах.
— Даже тридцать два — судя по навигатору.
Тридцать два километра. Ульяна находится где-то в глуши, в зимнем лесу, в тридцати километрах от ближайшего жилья. И без Захара она отсюда не выберется. Это была такая новая удивительная мысль. Уля несколько секунд покрутила ее — и поняла, что страха нет.
Как можно бояться, когда рядом Захар? Но вот что-то такое другое внутри ворочается… Ей вспомнилась собственная реакция, когда Захар в бане прижал ее за шею к лавке и сказал: «Не хватит».
А вот сейчас — снова. Вот это чувство, что рядом есть человек, на которого можно переложить всю ответственность за происходящее и просто спрятаться за его широкую спину. Сколько тысяч лет этим желаниям? Господи, откуда в ней этот атавизм?
Север, сука, это твои проделки?! Но желание снова обнять Захара, прижаться, удостовериться, что он тут, рядом, что он ее потом посадит на снегоход и увезет туда, в тепло, что он точно знает, что делать — было новым. И очень сильным. Черт, ей все мозги выдуло на этой прогулке. И вместо умных мыслей из тьмы веков выползли древние инстинкты.
Сопротивляться им Ульяна не могла. Поэтому шагнула и снова обняла. И снова уткнулась в так и не застегнутый ворот крутки, где была горячая и вкусно пахнущая шея. И с почти обморочным восторгом почувствовала, как он ее снова обнимает. Его губы у виска.
— Все в порядке?
Это не «в порядке» называется, это про что-то другое. Но Ульяна лишь вздохнула и все же ответила:
— Мне… мне так хорошо никогда не было. Спасибо, Захар.
— Ночью отблагодаришь.
В щеках, которые и так были явно красными от встречного ветра, стало совсем горячо. И не только в щеках. Уля плотнее зарылась лицом во вкусно пахнущую шею, переступила с ноги на ногу — и неожиданно охнула.