Сын вождя
Шрифт:
Льеф кивнул.
— Буду рад увидеться с ним. Я тоже по нему скучал.
Они покинули палату, в которой конунг проводил прием, и едва остались вдвоем, Кадан потянул Льефа за плащ. Тот обернулся и непонимающе посмотрел на него.
— Льеф, пожалуйста, тебе лучше это забрать, — Кадан протянул ему браслет.
— Хочешь сказать, что не принимаешь мой дар? — в голосе Льефа прозвенел непривычный металл.
— Я… — Кадан запнулся, начиная понимать, что попал в ножницы чужой культуры, которую пока не понимал до конца. Как конунга оскорбило то, что Льеф отдал кому-то
— А я предназначил их тебе, — Льеф взял Кадана за руку и без особых церемоний защелкнул у него на запястье браслет. — Может, ты захочешь вернуть и плащ?
Кадан инстинктивно опустил ладонь на пушистую шкуру, которая напоминала ему о Льефе ночью и днем в течение всей этой долгой зимы.
— Нет, — он поник, — но то, как ты относишься ко мне, принесет тебе много бед.
— Я свободный человек. Мои чувства не касаются никого.
Кадан склонил голову набок и с легкой насмешкой посмотрел на Льефа. Он, как и Льеф, вырос при дворе — потому что шатер его отца тоже был своего рода двором — и его удивляло, что Льеф не понимает таких простых вещей.
— Не свободен никто, — сказал Кадан, — даже твой конунг зависит от нас всех.
— Вот потому он и примет мою волю такой, какая она есть.
Кадан замолк, поняв, что Льефа не переубедить.
Льеф бросил быстрый взгляд по сторонам — никто ли не видит их — и резко прижал Кадана к себе.
— Ты будешь носить лучший мех, — прошептал он, пряча лицо в его волосах, — а осенью я привезу тебе из похода золото, шелк и рабов. Ты сам будешь как король.
Слова и голос Льефа пробудили в теле Кадана сладкую дрожь, и пах тут же потяжелел, но он закрыл глаза и тихо сказал:
— Мне было бы радостней, если бы ты вовсе не ходил в поход.
Льеф фыркнул и отстранился от него.
— Ты и правда ведешь себя как жена. Но если и так, ты привыкнешь, что ты — жена воина северных земель.
Кадан спорить не стал.
— Ты умеешь прислуживать за столом? — спросил тем временем Льеф.
— Конечно. Я прислуживал за столом отца.
— Тогда, когда придет Рун, ты будешь подавать нам вино. Постарайся не разозлить его. Он мой хороший друг.
ГЛАВА 11. Побратим
Кадан стоял в покоях, выделенных для Льефа, перед гигантским сундуком высотой по пояс ему, а длиной в его рост, и перебирал принадлежности для стола: весна только началась, потому фруктов и овощей было не сыскать, но на золотом подносе все же лежало несколько кусочков вяленых абрикосов, привезенных из южных стран. Стояли две чарки, покрытые золотой резьбой и изукрашенные зелеными камнями, названия которых Кадан не знал. Стоял небольшой бочонок с медом. Все это выдали ему на кухне, куда его отправил Льеф, когда Кадан сказал кухаркам, что сыновья конунга хотят пировать.
Главной его обязанностью должно было стать подливать мед.
Льеф возлежал на кровати,
Когда дверь открылась, оба посмотрели на дверной проем. Кадан негромко вскрикнул и тут же прикрыл рот рукой.
Он узнал белокурого воина с заплетенной в косы бородой. Словно наяву перед ним встал сверкающий клинок, которым Рун вскрыл спину его брата, и к горлу подступил ком.
Льеф поднялся с кровати. Раскрыл объятья и, улыбаясь, устремился навстречу побратиму.
— Рун.
— Льеф. Брат мой, как долго я не видел тебя.
Они обменивались заверениями в дружбе, а Кадан все стоял и стоял, прикрыв рот рукой. Он думал уже не о смерти Конахта, долгой и уродливой, а о том, что еще прошлой весной Конахт точно так же обнимал его. О том, что еще прошлым летом никто не позволил бы ему прислуживать северянам за столом. Никто не позволил бы ему молоть муку. Братья встали бы за него стеной, как стояли всегда, заслонили бы от любых угроз — но всего одна ночь изменила все, и теперь никого из них больше нет. Повезло тем, кто умер сразу. И он, переживший всех, должен был так же отправиться следом за ними в Сид.
— Кадан, да что ты стоишь? — рявкнул Льеф, закончив обниматься с побратимом. Увидев, что галл так и не шевельнулся, он подошел и встряхнул его за плечо.
Взгляд Руна тоже обратился к Кадану. От внимания сына конунга не укрылось ничто: ни плащ из шкуры волка, который Льеф добыл на охоте вместе с ним, ни золотой браслет, ни куртка из оленьей кожи, ни отделанные беличьим мехом сапоги.
— Та-ак… — протянул он, — стало быть, наваждение не прошло.
Кадан поспешно отвернулся и дрожащими руками принялся разливать мед.
— Хотя бы ты не лезь в мои дела, — сказал Льеф и, оставив Кадана, уселся на один из сундуков.
— А зачем же еще нужны друзья? — Рун устроился на таком же сундуке напротив него.
— Защищать мою спину в бою? — предположил Льеф, принимая чарку из рук Кадана. Не удержавшись, он улучил момент и скользнул пальцами по его тонким пальчикам, так что Кадана пробрала дрожь.
— Об этом я и говорю, — Рун тоже взял чарку из рук Кадана, но при этом не преминул окинуть его изучающим взглядом с ног до головы. Он очертил глазами тонкую шею, видневшуюся в вороте безрукавки ключицу, тонкую талию и узкие бедра. — Он и правда хорош. Не каждая девушка скроена так ладно.
Льеф нахмурился, наблюдая за тем, как задерживается на чарке рука Руна, не давая Кадану ее передать.
— Плохого я бы не взял, — мрачно сказал он.
— Но он всего лишь раб.
— Конечно. Было бы странно, если бы он был одним из нас. Кадан, подойди сюда.
Кадан наконец высвободил руку из пальцев Руна и поспешно выполнил приказ. Теперь он стоял у Льефа за спиной, и ему стало немного спокойнее от осознания того, что Льеф защищает его.
— Не ставь его слишком-то высоко. Раб — это раб, а друзья — это друзья.