Сыны Всевышнего
Шрифт:
– Может, скажете, чего Вы от меня хотели? Раз уж мы так мило с Вами беседуем… – ненавязчиво поинтересовался Руднев.
– Сергей, – неожиданно выпалил тот, протягивая руку, и сразу смутился.
– Андрей Константинович, – хладнокровно отреагировал господин адвокат, и учтиво пожал протянутую руку, не снимая, впрочем, перчатки.
– Только пообещайте, что не станете злиться, если моя просьба покажется Вам странной, – потребовал вдруг художник.
– Не могу Вам этого обещать, Сергей. Однако гарантирую, что не опущусь в таком случае до грубой брани и рукоприкладства.
–
– А я юрист, – усмехнулся Руднев.
– О-о-о! – Похоже, Сергей был по-настоящему сбит с толку. – Никогда бы не подумал.
– А что Вы подумали?
– Что вижу перед собой человека, имеющего непосредственное отношение к музыке.
Руднев словно окаменел. Он пристально вгляделся в лицо стоящего перед ним странного художника и задумчиво прищурился.
– Так что Вы хотели? – сухо спросил он.
– У Вас необыкновенно выразительное лицо, – со вздохом поведал, наконец, новый знакомый. – Я хотел всего лишь сделать набросок. Вы так быстро шли – просто летели – у меня не было шансов даже приблизительно зафиксировать на бумаге Ваши черты.
– Я польщён, – холодно ответил Руднев. – Но позировать я не стану. Не желаю быть зафиксированным нигде, ни в каком виде.
– А это уже и не требуется, – легкомысленно признался художник. – Я очень хорошо Вас разглядел и прекрасно запомнил.
– Дайте. – Андрей Константинович требовательно протянул руку. – Дайте сюда ваш блокнот.
Сергей почему-то не посмел ослушаться.
Руднев быстро пролистал все наброски.
– Вы отлично рисуете, – бесстрастно заметил он, хотел что-то ещё добавить, но вдруг заметно побледнел. – Кто это? – отрывисто бросил господин адвокат.
– Так – фантазия, – помрачнел художник.
– И это? – Руднев резко перевернул страницу. – И это? И это тоже?!! Так. Посмотрите мне в глаза, – приказал он, пряча блокнот в карман своего пальто. Растерянный художник подчинился. – Почему Вы решили, что я музыкант?
– Я слышал музыку. Она летела за Вами, как… аромат…
– Ясно. Отвечайте – только быстро, не раздумывая. Где Вы видели этого человека?
– Нигде, – честно ответил Сергей. – Может быть, во сне, а, может, я сам его придумал. Но, честно говоря, этот образ меня просто преследует…
– Давно?
– Почти целый год – с весны.
– Слушайте меня внимательно, Сергей. Сейчас мы отправимся к Вам домой – Вы ведь один живёте? Так вот: мы пойдём к Вам, и Вы покажете и расскажете мне всё, что касается вот этого вот господина. – Руднев вынул блокнот и показал художнику, кого он имеет в виду. – Вам не нужно меня бояться. Я не причиню Вам вреда. Кивните, если Вы меня поняли. А теперь возьмите меня под руку и ведите. Вы ведь здесь рядом живёте?
– Да. За сквером.
– Отлично. Моя машина как раз припаркована с той стороны…
====== Глава 109. Дед Мазай и Зая ======
Это было похоже на страшный, кошмарный сон – ОН был повсюду. Глядел своими невозможными, непроницаемо чёрными глазами с пришпиленных к обоям и к мебели рисунков: строгих и графичных – карандашных, нечётких,
Но ещё большим шоком оказались литературные опыты Сергея Карсавина. День за днём на страницах его многочисленных тетрадей и блокнотов разворачивалась обыденная жизнь Господина в чёрном. Из мелких событий и незначительных эпизодов складывалась чёткая завершённая картина. Характер, образ мыслей, привычки и жесты Наставника – всё было описано совершенно точно. И мальчик был вполне узнаваем – загадочный, непостижимый ребёнок, до сих пор готовый без колебаний умереть за этого бесчувственного монстра…
Дойдя до подробного изложения устройства проводника и обстоятельного описания способа его изготовления, Андрей Константинович оцепенел и промокнул платком выступивший на лбу холодный пот. Бросив полный ужаса взгляд на скромно сидящего – руки на коленях – художника, безразлично смотрящего куда-то в пространство, он нервно прошёлся по комнате, остановился перед Сергеем и бросил ему раздражённо:
– Пальто и шарф снимите. И сядьте… в кресло, что ли…
Выдернув из кармана мобильник, Руднев покосился на послушно исполнившего его команды хозяина квартиры и, срывающимся от волнения голосом, почти выкрикнул в трубку:
– Викентий Сигизмундович! Это Руднев. Срочно приезжайте! Записывайте адрес… Это… не терпит отлагательств…
– Так-так-так… – бормотал Викентий Сигизмундович, с интересом заглядывая в глаза, погружённого в транс художника. Он сидел перед ним на корточках и снизу вверх глядел ему в лицо. – Что же ты, Рудичка, не по-человечески как-то с нашим новым другом обошёлся? Сколько он у тебя так уже сидит? Больше часа? – Радзинский озабоченно покачал головой и, подведя художника к кушетке, помог ему лечь. – Вот так, Серёженька. Спи, – приговаривал он, ласково гладя его по голове. Стаскивая с Карсавина ботинки, он добавил с укором, – А то на Роман Аркадьича киваем – мол, какой он жестокий, да бездушный, а сами ничем не лучше…
Руднев, находящийся уже на грани истерики, только скрипнул на это зубами, да молча сжал кулаки.
Радзинский подошёл к нему, сочувственно погладил по плечу, но продолжил всё так же непреклонно:
– Исправлять надо природу свою, бороться со страстями… На ближайшей исповеди в жестокосердии не забудь покаяться. Иначе в чём твоё христианское делание? Мало ли что там Наставник тебе в голову вложил! Ты уже большой мальчик – сам можешь разобраться, что хорошо, а что плохо! Любить надо людей, Андрюша! Кто людей не жалеет, тот и Бога не чтит – это не единожды уже проверено…
Заметив, что господина адвоката начинает уже заметно потрясывать, Викентий Сигизмундович вздохнул и крепко его обнял:
– Да не бойся ты! Никакой опасности этот твой художник не представляет: дух вашего с Ромкой патрона в него не вселился, он не одержимый и не псих.
– Вы уверены? – глухо дохнул Руднев, признательно уткнувшийся в мягкую, успокаивающе пахнущую домом и восковыми медовыми свечками толстовку Радзинского.
– Даю тебе честное благородное слово, Андрюш: Серёжа этот не опаснее ягнёнка!