Сыны Всевышнего

Ринц Ирина

– Ни в чём себе не отказывайте, Евгений Алексеич! Хочется Вам убить человека – убейте! На фиг клятву Гиппократа!..

Ксюша взвизгнула и бросилась в объятия Руднева, который машинально прижал её к себе.

– Ты что – в самом деле, убить его собрался? – первым опомнился господин адвокат.

– Зачем так жестоко? Я его просто выпорю!!! – прорычал Женечка, рванув пряжку брючного ремня. Он до жути радостно оскалился, выразительно похлопывая свёрнутым вдвое ремнём по своей ноге, а нож Роман уже в следующую секунду, чертыхаясь,

сам отбросил в сторону, дуя при этом на обожжённые пальцы.

– Коз-зёл ты, Панарин, – простонал он. – И дурак. Пока ты со мной развлекаешься, Андрей Константинович обнимается с твоей женой… – Женечка само собой ревниво оглянулся и в тот же миг получил вполне себе техничный удар ногой в челюсть.

Руднев, опомнившись, поспешно отстранил от себя чужую супругу и кинулся к Роману, выкручивая ему руки и впечатывая физиономией в стену.

– Ты что творишь?! – процедил он сквозь зубы. – Киса, не встревай! – крикнул он, заметив, что Панарин, угрожающе поигрывая ремнём, приближается к ним с разъярённым видом.

– Я наркоман – забыли? – ехидно подсказал Роман. – Психически неуравновешенный тип, не обременённый даже начатками морали. Поэтому завтра я в красках распишу Викентию Сигизмундовичу, как вы – два бандита со стажем – издевались над беззащитным подростком и пытались меня убить. Мотив у Панарина есть – не зря он пытался скрыть от меня информацию о своей жене! А ты, Руднев, его покрываешь. Впрочем, как всегда…

Андрей Константинович помрачнел и неохотно отпустил Романа.

Тот, потирая пострадавшие запястья, плюхнулся на первый попавшийся стул и злобно глянул на раздражённого доктора.

– А ты, Панарин, уволен, – с отвращением бросил он. – Достал ты меня. Прид-дурок… Можешь убираться на все четыре стороны – без тебя обойдусь!!! – заорал он внезапно. Мирно стоявшая на полке ваза глухо треснула и распалась на две части.

– Роман Аркадьич, уймись! – поспешно предостерёг его Руднев, вставая рядом и крепко сжимая его плечо.

– Отстань! – Роман брезгливо сбросил рудневскую руку. – Пусть Евгений Алексеич ответит, почему ты хороший, хотя, не моргнув глазом, собирался отправить на тот свет меня и Бергера, а я при похожем раскладе плохой?!

– Ты сам знаешь, – тихо ответил Панарин, мрачно глядя на него исподлобья.

– Ах, вот оно что!.. – желчно протянул Роман. – Я – Олоферн, а ты – Юдифь! Я безусловное зло, а ты – благородный спаситель! Я сейчас зарыдаю от умиления!.. – Он решительно поднялся. – Всё. Видеть вас обоих не хочу. Ни того, ни другого… – Встречаться с присутствующими взглядом Роман явно избегал, но нельзя было не заметить, какая в его жутких, чёрных глазах застыла тоска. – Прости, Руднев – ничего личного, – он хлопнул Андрея Константиновича по плечу. – Крутитесь теперь без меня, как хотите. А мне и без вас есть, чем заняться. – Он разбитой походкой потащился в прихожую, отодвинув с дороги слегка озадаченного Панарина.

–

С ума сошёл? – Руднев догнал Романа в дверях и развернул к себе, взяв за плечи. – Я тебя одного никуда не пущу – даже не надейся. Я за тебя перед родителями отвечаю. И перед Радзинским. А будешь хорохориться, я Кириллу Александровичу пожалуюсь. – При упоминании о Бергере у Романа неожиданно задрожали губы и глаза наполнились слезами. – Ну что ты? Вот бестолковый! – растерялся Андрей Константинович. Он порывисто прижал подростка к себе и принялся гладить его по голове. – Успокойся! Мы все тебя любим – и я, и Женька! Правда ведь, Жень?

– Угу, – мрачно отозвался Панарин, опрокидывая в рот рюмку коньяка.

– Не смей напиваться, бессовестный! – прошипел было Руднев, но махнул рукой, снова сосредотачиваясь на Романе. – Ты перенервничал просто, Роман Аркадьич. Бедный ребёнок… – Продолжая гладить его по голове, Руднев прижался щекой к его волосам и вдруг замер, почувствовав, как тело Романа сотрясается от рыданий. – Т-ты чего? – Он заглянул ему в лицо, но Роман только разевал рот, как вытащенная из воды рыба и сказать ничего не мог, хотя и старался.

– Ну вот – приехали… – обречённо пробормотал Андрей Константинович, продолжая лихорадочно гладить рыдающего – с ума сойти! – Романа по волосам, по спине и, вообще, где придётся. – Что ж мне теперь делать-то с тобой, ребёнок?

Сзади тихо подошёл Панарин. Плавно провёл рукой вдоль романовой спины, потом ещё, и ещё раз, и рыдания превратились в едва слышные всхлипы, а потом и вовсе затихли. Правда, тело Романа сразу резко обмякло и Рудневу пришлось удерживать его на весу.

– Киса, помоги, он же тяжёлый! – взвыл господин адвокат.

Панарин меланхолично перехватил Романа под мышки, Руднев взял его за ноги и вдвоём они перенесли отключившегося «Повелителя» на диван.

– А ночевать мы все будем нынче у тебя! – мстительно сообщил господин адвокат, прожигая Женечку гневным взглядом. – Алкоголик ты чёртов! Ты что – в самом деле пороть его собирался?!

– Всего лишь помечтал немного, – равнодушно пожал плечами Женечка.

– Свежо предание, да верится с трудом… – скрипнул зубами Руднев. – И как ты не понимаешь, что он от тебя и места мокрого не оставил бы, если бы захотел!

– Плевать, – пренебрежительно бросил Панарин.

– Дурак! – не сдержался в сердцах Андрей Константинович.

– А ты, я смотрю, уже проникся сочувствием к его нелёгкой судьбе! – зло усмехнулся Панарин. – «Ах, Ромочка! Бедный ребёнок! Ты перенервничал! Мы все тебя любим…» – самым ядовитым тоном передразнил он господина адвоката.

– Да, Женя, он ребёнок, – неожиданно серьёзно ответил тот. – И пора бы тебе это уже усвоить.

Панарин слегка опешил от этого внезапного «Женя», слишком непривычного в рудневских устах. Поэтому даже пропустил свою реплику, с удивлением уставившись на приятеля.