Сыщик-убийца
Шрифт:
— Да, скоро…
Жан Жеди вернулся в тюрьму в сильнейшем смущении и недоумении. Ответы молодого адвоката опровергали его догадки, и он спрашивал себя, не напал ли он на ложный след. Конечно, буквы, о которых говорил Гусиное перо, «герцог С. де. Л.-В.» подходили как нельзя лучше к имени Сигизмунда де Латур-Водье, но ведь это ничего еще не доказывало: во Франции есть много имен, начинающихся этими буквами. Он начал даже сомневаться, действительно ли мадам Дик-Торн и отравительница одно и то же лицо.
— Ну что?
— Нет, старина! Он будет меня защищать, и я надеюсь скоро освободиться.
— Почему же у вас такой печальный вид?
— Что за фантазия пришла тебе! Напротив, я очень рад… Я готов хохотать, как помешанный.
Время шло.
День суда над Рене и Жаном Жеди не был еще официально назначен.
Между тем герцог де Латур-Водье жил в своей новой квартире на улице По-де-Фер-Сен-Марсель, по временам пробираясь тайком в свой дом, чтобы прочесть полученные письма. Все считали его далеко от Франции.
Несмотря на все усилия, Теферу не удавалось найти бывшую любовницу герцога, которую он искал под именем Клодии Варни, и он пришел к заключению, что она еще не приехала в Париж.
С другой стороны, хотя сыщики и не окружали больше дом вдовы Леруа, тем не менее Тефер продолжал следить за ним и приносил вести, очень приятные для сенатора, который ждал с нетерпением смерти Анжелы Леруа. Ему казалось, что эта смерть снимет с его плеч давящую тяжесть.
Он не обращал никакого внимания на дочь Поля Леруа и был твердо уверен, что, если мать умрет, ему не будет уже грозить никакая опасность.
Без помощи и опоры Берта, конечно, не могла ничего предпринять.
Рене Мулен мог быть для нее этой опорой, но он в тюрьме, и осуждение его очень вероятно, так как, на его несчастье, в это время произошло известное покушение на улице Ле-Пельтье, где гранаты Орсини ранили и перебили много людей около кареты Наполеона III. Механик сам говорил, что знал итальянских заговорщиков, и это очень его компрометировало.
Положение Анжелы Леруа было безнадежно.
Этьен мог только на короткое время отсрочить роковую развязку.
Доктор относился к Берте с крайней сдержанностью и холодностью. Это было невыразимо тяжело для него. Раны его сердца болели и не давали ему ни минуты покоя.
Берта страдала не меньше его, но сознание долга поддерживало ее силы.
Наконец наступила роковая минута. Этьен увидел, что смерть приближается быстрыми шагами.
Он принудил себя забыть на минуту, что считает Берту виновной, и, отведя ее в сторону, сказал дрожащим голосом:
— Дальше надеяться было бы безумием, и я должен приготовить вас, мадемуазель, к неминуемой катастрофе, которая может произойти каждую минуту.
— Боже мой! — воскликнула, бледнея, Берта. — Моя мама умирает!…
Этьен продолжал:
—
— Ваше горе меня трогает, — ответила Берта разбитым от волнения голосом, — но и сегодня я не могу сказать вам ничего, кроме того, что уже говорила. Я отказываюсь оправдываться. Я не буду отвечать вам.
Этьен молча взял свою шляпу и вышел, шатаясь, как пьяный.
Вечером того же дня Анжела Леруа тихо скончалась в объятиях дочери.
Печально тянулось время для бедной сироты. Скоро к тяжелому горю присоединилась гнетущая скука.
Чтобы рассеяться, Берта достала через привратницу работу и проводила за нею целые дни, ожидая освобождения Рене Мулена.
Она старалась изгнать из сердца образ Этьена Лорио, которого она не думала когда-либо увидеть, но все ее усилия были тщетны.
Прошла неделя.
Наконец однажды утром пришло письмо, адресованное мадам Монетье. Берта разорвала конверт дрожащей рукой. Кто мог писать ее матери? Неужели ее ждало еще какое-нибудь новое горе?
Она взглянула на подпись и вздрогнула, увидев имя Рене Мулена.
— Он! Наконец! — радостно прошептала Берта. — Значит, он свободен!
Письмо Рене содержало в себе следующие строки:
« Милостивая государыня!
Мое дело будет разбираться завтра в седьмом отделении суда исправительной полиции.
Если вы придете в суд к одиннадцати часам утра, вы услышите разбирательство и узнаете, буду ли я оправдан или осужден.
Что бы ни случилось, будьте уверены в уважении и преданности вашего благородного друга
Рене Мулена».
Слезы навернулись на глаза Берты.
«Бедная мама! — подумала она. — Увы! Ты не узнаешь судьбу нашего единственного друга. Моли Бога, чтобы он защитил невинного!»
На другой день в десять часов она отправилась в суд и, пройдя в залу седьмого отделения, стала в сильном волнении ждать.
Рене и Жан Жеди еще в девять часов были привезены из тюрьмы в обществе девяти других арестантов.
Дело Жана Жеди разбиралось в пятом отделении.