Сжигая запреты
Шрифт:
Ничего.
Тьма поглощает все краски, все звуки и все запахи.
«В марте у нас родится ребенок…»
Нормальным я себя, конечно, никогда не считал. Но то, что происходит внутри меня сейчас – неизведанная высота. Свистящий шепот, агрессивное рычание, затяжные хрипы, устрашающая трещотка, разнообразные шорохи, раскатистые удары, отчаянное трепыхание, яростная пульсация – безумие зашкаливает.
В панике все мои монстры.
Есть такая хренотень – а капелла. Вот, когда мир обрывает
Ребенок… Мой… Мои гены…
Это недопустимо.
Я долго переваривал и принимал тот факт, что любовь, которую я испытываю к Маринке – не временное помутнение рассудка. Скормить демонам еще и наличие продолжения рода Шатохиных – невозможно.
Вся моя суть против этого. Без вариантов.
Когда тьма перед глазами проясняется, первые изображения, которыми питается мое сознание, становятся кадры из моего адского прошлого.
Похоть… Грязь… Омерзение… Стыд… Больное удовольствие… Тошнотворное послевкусие… Опустошение…
О том, что нечто подобное переживет кто-то еще, даже думать страшно. Моим генам нельзя давать продолжение. Черный набор моей ДНК губительнее любой наследственной физической патологии.
– Я убью тебя, – повторяю еще мрачнее, несмотря на то, какой ужас вызывает осмысление этого действия.
– Попробуй, – отбивает Чарушина шепотом.
Слышу по голосу, что напугал, но сдаваться Маринка, безусловно, не собирается. Смотрю на нее и захлебываюсь такими бешеными эмоциями, что глаза влагой выжигает. Сознательно ее смаргиваю, она выходит из берегов, но никакого хотя бы мало-мальски ощутимого освобождения внутри меня не возникает.
Моя Маринка… Моя.
Лицо, которое я могу рисовать по памяти. Светлые пряди волос, за которые я любил дергать, когда по-другому нельзя было прикоснуться. Глаза, которые мне много лет снятся ночами. Губы, которые я хочу целовать до скончания веков.
Что бы я не чувствовал, как бы меня не рвало на куски, до какой бы стадии шизы я не доходил, причинить Чарушиной вред я не способен.
Моя Маринка… Моя.
Опуская руки, отступаю на шаг назад.
«В марте у нас родится ребенок…»
– Ты, мать твою, представляешь, что ты натворила?! – рявкаю в попытке выплеснуть какую-то часть убийственных эмоций.
– Я натворила?! В одиночку, что ли? – кричит она в ответ.
– Я давал тебе таблетки, Марин, – напираю не менее агрессивно. Но вместе с тем чувствую, что пока разговариваю с ней, ощущение вселенского пиздеца притухает. Мне нужно это облегчение, чтобы сделать передышку, иначе разорвет. – Почему ты не сказала мне, что таблетки не сработали? Ты же уверяла, что менстряк прошел! Я решил, что все нормально! А теперь что? У тебя десять недель!
Озвучиваю этот факт, и с новой силой накрывает.
Мать вашу… Нет!
– Я сама думала, что все
По тому, как дергаются плечи Чарушиной, понимаю, что она плачет. Но полноценно сосредоточиться на этом я не в состоянии. Слишком глубоко в собственных эмоциях увязаю.
– На хрена, Марин? Это тоже входило в твой план? Ты хотела залететь от меня? – выдаю самые очевидные предположения.
Маринку же эти вопросы встряхивают, будто удары тока.
– Нет! Все свои пункты я тебе уже озвучила. Залета в моем плане не было! Ты совсем идиот, что ли, такое задвигать?! Как ты бесишь со своим раздутым самомнением! Охреневший просто! Я не собиралась от тебя беременеть, ясно?! Не сейчас… – верещит так громко, что голос срывается.
Вижу, что не врет. Но мой разъебанный мозг не вывозит никаких других идей.
– Зачем тогда? Объясни!
– Я была девственницей, Дань! Я просто не верила, что беременность без проникновения возможна. Нет, я, конечно, слышала, что где-то такое происходит, но чтобы с нами… Мне казалось, что это исключительно твоя паранойя. А я не хотела из-за нее травиться гормонами. Слышала от девчонок, какие потом последствия…
– Марина, блядь… – выдыхаю я, ощущая, как эмоции закручивают нас обоих в водоворот. – Ты в курсе, где находится вход в твое влагалище?
– Ну…
– Я кончил у самого края. Конечно, беременность, мать твою, возможна!
– И смысл сейчас орать на меня? Вот смысл, Дань?! Это уже случилось! Да, я от тебя беременная! Просто прими этот факт, и покончим со всем этим дерьмом! Потому что больше я от тебя ничего не жду, ясно?! Мне ничего от тебя не нужно! Буду даже рада, когда ты оставишь меня в покое! Пф-ф! Наконец-то!
Что-то задевает в ее словах. Но что именно, я понять не могу, потому как в следующую секунду Маринка от меня отворачивается.
Что значит, ей от меня ничего не нужно? Что значит, оставить в покое?
– Куда ты уходишь? – ловлю ее запястье. – Мы возвращаемся домой. Нужно решить вопрос, пока не поздно.
– Что?! Ты серьезно?
Сам не знаю.
Не соображаю, как именно собираюсь «решить вопрос». Просто не могу бездействовать.
– Я предупреждал, что дети – это недопустимо.
Ну, предупреждал, и что?
Что я сделаю, если ребенок уже есть? Что?!
Это же Чарушина… Моя Чарушина…
– Я никуда не поеду… Никуда не поеду, Дань… – мотая головой, в панике одно и то же талдычит. – Никуда не поеду!!!
– Черт… Марина, у тебя истерика.
– Конечно, у меня истерика! А как иначе? Пошел ты со своими загонами!!! – проорав это, Чарушина выдергивает руку и лупит меня ладонями в грудь. – Это я тебя убью, если ты посмеешь еще хоть раз намекнуть мне на аборт! Я не одна из твоих блядей, за которых ты можешь единолично принимать решения!