Т. 11 Угроза с Земли
Шрифт:
Бальдур перестал тихо поскуливать, поднял голову и лизнул Грэмпса Шнайдера в подбородок. И радостно завилял хвостом. Уолдо почувствовал внезапный приступ ревности; ведь до этого за псом никогда не водилось, чтобы он проявил дружелюбие к незнакомым людям без особого приказа хозяина. Это была нелояльность, даже более того — измена! Но Уолдо подавил в себе неприятное чувство и хладнокровно расценил это происшествие как свой тактический успех.
Шнайдер отвел в сторону собачью морду и тщательно осмотрел собаку, поталкивая, поглаживая, вытягивая ей лапы. Приподнял Бальдуру губы, глянул на десна. Оттянул веки, заглянул и за них. Покончив с осмотром, подошел к Уолдо.
— Пес-то и не хвор, — сказал Шнайдер. — Просто у него ум за разум зашел. С чего бы это?
Уолдо рассказал о необычном прошлом Бальдура. Шнайдер выслушал, покивал — причем Уолдо не поклялся бы, что старик что-то понял — и внимательным взглядом окинул Уолдо.
— Нехорошо, когда ребенок лежит в постели. Давно это с тобой?
— С рождения, дедушка.
— Это нехорошо.
Шнайдер обошелся у Уолдо точно так же, как и с Бальдуром. Уолдо с гораздо большим трудом сносил чужое прикосновение, чем обычный, здоровый, но легко возбудимый человек, однако выдержал это по причинам вполне прагматическим. Чувствовал, что как-то надо втереться, умаслить этого диковинного старикашку. Ни к чему настраивать его против себя.
Поэтому постарался не возмущаться тем, что с ним творят, а чтобы пополнить свои знания о старом шамане, повнимательнее осмотрел. Это была совмещенная комната-кухня. Узковатая, но довольно длинная, она была тесно заставлена. Весь кухонный конец занимал собой то ли огромный очаг, то ли камин, однако теперь он был заложен кирпичом, а сквозь дырку в его дымоход шла жестяная труба от плиты с механической подачей угля. Плита углом заходила в камин слева. Соответствующее место справа занимала тумба с небольшой мойкой. Вода подавалась в мойку ручным насосиком, рукоять которого торчала из-за тумбы.
Судя по обстановке, решил Уолдо, либо Шнайдер старше, чем выглядит, что просто невозможно себе представить, либо унаследовал этот дом от кого-то, кто уже век как помер.
Жилой конец комнаты был загроможден и заставлен, что просто неизбежно в небольших помещениях. Кругом были книги: в нескольких шкафах, стопками на полу, россыпью на стульях так, что вот-вот свалятся. Старинный, заваленный бумагами деревянный стол представлял собой пьедестал для давно устаревшей механической пишущей машинки и занимал целый угол. Над ним на стене висели часы-ходики в виде домика. Над циферблатом имелись две дверочки; именно в тот момент, когда Уолдо разглядывал часы, из левой выскочила резная деревянная птичка, раскрашенная красной краской, четыре раза пропела «фью-фью» и тут же спряталась. Следом из правой дверцы явилась серая птичка, трижды лениво прокуковала и вернулась на место. Уолдо решил, что очень хорошо бы заиметь такие часы; разумеется, их маятник и гиря во «Фригольде» не работали бы, но часы легко можно приспособить на центрифугу, дающую ускорение в одно g, где у них будут как бы те же условия для работы, что и на поверхности Земли.
В голову не пришло поставить скрытый источник питания для имитации работы маятника; Уолдо любил, чтобы механизмы работали так, как задуманы.
Слева от часов висел старомодный бумажный табель-календарь. Какого года, было не разглядеть на темном фоне, но повыше была отчетливо видна надпись крупными буквами «ВСЕМИРНАЯ ВЫСТАВКА В НЬЮ-ЙОРКЕ — НА ПАМЯТЬ О МИРЕ ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ». У гостя глаза чуток округлились при взгляде на нечто вколотое в подушечку для булавок на краю стола. То была круглая плоская пластмассовая штуковина с заколкой для крепления к одежде. Она была так близко, что Уолдо смог прочесть надпись на ней:
ЗА СВОБОДНЫЙ СЕРЕБРЯНЫЙ ДОЛЛАР
шестнадцать к одному [98]
Но тогда, стало быть, Шнайдер не то что стар, а ветхозаветно стар!
Дверной проем с арочным верхом вел в другую комнату. Что там находилось, было не разглядеть, арка была завешена занавеской из крупных раскрашенных бусин на ниточках.
Вся комната полна была различных запахов, многие из них отдавали стариной и затхлостью, но не из-за нечистоплотности.
98
Значок с такой надписью — и примета времени, и характеристика его хозяина Грэмпса Шнайдера. Это значок-лозунг, призывающий к введению в стране биметаллизма с фиксированным отношением один к шестнадцати, а также свободной чеканке серебряной монеты. Биметаллизмом именуется система двойного денежного эталона, при которой деньги одновременно базируются и на золоте, и на серебре. При биметаллизме с фиксированным курсом соотношение стоимости этих металлов жестко вне-рыночно фиксируется казной. В США биметаллизм закончил существование в 1873 г., когда основной единицей был объявлен золотой доллар. Но борьба за его возвращение продолжалась еще долго, причем основное предлагавшееся соотношение было именно один к шестнадцати (хотя рыночное к тому времени достигло уже одного к сорока). Биметаллизм и свободная чеканка позволили бы фермерам и мелким предпринимателям отдать свои долги банкам «дешевыми» деньгами, то есть фактически произошла бы инфляция без пересчета долгов: золотые монеты мгновенно исчезли бы из оборота, их скупили бы за серебро и спрятали. В итоге получился бы серебряный стандарт без государственной монополии на эмиссию денег. Активную борьбу за такое нововведение вели либеральные интеллигенты, сторонники У. Дж. Брайана, многократного и всякий раз неудачного кандидата в президенты.
Шнайдер выпрямился и поглядел на Уолдо.
— Нет у тебя в теле никакого изъяна. Вставай и ходи ногами.
Уолдо слабо покачал головой.
— К сожалению, не могу, дедушка.
— Тебе надо дотянуться до силы и приказать, чтоб она тебе служила. Ну-ка, попробуй.
— К сожалению, не знаю, как это делается.
— В том-то и вся закавыка. Все на свете туман, если кто не знает. Ты отослал свою силу в Иномир. Тебе надо дотянуться до Иномира и стребовать ее назад.
— Но где этот «иномир», дедушка?
Шнайдер, казалось, засомневался, отвечать ли. А потом сказал:
— Его нельзя увидеть. Он и тут, и там, и повсюду. Но прежде всего вот здесь, — постучал он себя пальцем по лбу. — Ум помещается в нем и через него управляет всем телом. Постой-ка.
Он порылся в стенном шкафчике, вынул какую-то баночку. В баночке было снадобье, похоже, мазь, и он принялся натирать себе руки этой мазью.
Закончив, вернулся к Уолдо и опустился рядом с ним на колени. Взял обеими руками Уолдо за запястье и принялся ласково растирать.
— Аты свой ум не напрягай, — приказал он. — Ты старайся силу почуять. Иномир-то рядом, и силы в нем полным-полно. Постарайся почувствовать это.
Массаж оказался донельзя приятен утомленным мускулам Уолдо. То ли от снадобья, то ли просто от рук старика по телу пошла упоительная теплая волна. «Будь он помоложе, я бы его в массажисты нанял, — подумал Уолдо. — Он же самый настоящий магнетизер».
Шнайдер выпрямился и сказал:
— Полегчало, а? Теперь отдохни немного, пока я кофе заварю.
Уолдо с приятным чувством откинулся на свое ложе. Уж очень он устал. Не столько сама по себе езда дала по нервам, сколько хватка проклятого поля тяготения, в которой он чувствовал себя, как муха в патоке. Пассы Грэмпса Шнайдера принесли облегчение и навеяли сон.
Должно быть, он все же вздремнул, так как последнее, что помнилось, было зрелище, как Шнайдер бросает в кофейник яичную скорлупу. А старик уже стоял перед ним с кофейником в одной руке и дымящейся чашкой в другой. Отставил их, взял три подушки, примостил их Уолдо под спину и протянул чашку. Уолдо с трудом вытянул обе руки, чтобы ее взять.