Та, что будет моей
Шрифт:
Почему нельзя было просто позвонить и все рассказать? Почему?
Он не был настроен агрессивно, может, унылая погода повлияла или он просто устал, но расспросить ее обо всем хотелось. Тем более она вроде бы тоже убрала свои колючки. Отличный момент.
Поставив рамку на место, он вышел из комнаты и пошел на звуки, доносившиеся из кухни.
Она колдовала над разделочной доской, нарезая овощи и не увидела, как он вошел, что дало ему время просто посмотреть на нее не привлекая к себе внимания.
Скучал ли он по ней все эти годы?
Скажем так: он болел. Болел, не видя ее. Всеми нейронами своего, без преувеличения — острого ума, пытался избавиться от навязчивых мыслей. И это получилось, конечно. Не сразу, но ему удалось отпустить то, что было. Удалось найти компромисс с собственным эго. Но где-то там, в глубине его циничной души, для нее было отведено особое место, куда он никого не пускал.
С ней у него все было "особое", начиная с момента знакомства и момента, когда он ее увидел. Не просто как человека, не соседку Веснушку, а женщину.
У них не было свиданий, не было вот этого мужского "вау" при взглядах на нее. Какие "вау" если она буквально росла на его глазах и вообще была не в его притязательном вкусе. Но он хорошо помнил, как в какой-то момент все изменилось. Как неожиданно она внедрилась в его мысли, и он словно сошел с ума. Действительно ощущал себя чокнутым, потому что не мог думать ни о ком другом.
Цели затащить ее в свою постель у него не было, наоборот, он категорически исключал этот факт. Но не потому что она его не привлекала, скорее наоборот. Он действительно словно помешался и в один момент пересек черту… и сразу понял, что ему мало. Что хочет еще. Он даже готов был забрать ее с собой в Америку, а потом ее, влюбленную в него по уши вчерашнюю школьницу, словно подменили…
— Ты здесь? — обернулась она и, кажется, смутилась. — Я не слышала, как ты подошел. Как там Валюша?
— Она играет в какую-то жуткую куклу с большой головой.
— Надеюсь, ты ничего ей не сказал? — в голосе проскользнула тревога.
— Например?
— Ты сам все понимаешь.
Он протиснулся на кухню и опустился напротив нее на диван кухонного уголка. Сцепил пальцы в замок, наблюдая, как подрагивает в ее руках нож.
— Нет, я ничего ей не сказал.
Она сжала губы и скупо кивнула, склонившись над доской так, чтобы он не видел ее лица. Она волновалась, он видел это и понимал абсолютно четко. Да и сам он не чувствовал себя совершенно уверенным, что было ему несвойственно.
Слушая размеренный стук ножа, он осмотрел кухню: маленькая, тесная, с дешевым кухонным гарнитуром из шпона и сдержанной расцветки занавесками на окне. Но что больше всего его поразило, это абсолютная чистота. Ни крошки, ни пятнышка, ни оставленной где-то на подоконнике кружки с забытым пакетиком чая. Именно такой он ее и помнил: аккуратная, чистая, не страдающая вещизмом. Только раньше она точно была более открытой.
— Почему ты переехала именно сюда?
Она подняла на него взгляд и, столкнувшись с айсбергом его внимательных глаз, снова опустила.
— Потому что этот дом в шаговой доступности от детского сада и моей работы.
— Здесь не самый лучший район.
— Нам нравится.
— Я думаю, вам нужно переехать отсюда куда-то в более подходящее место.
Она прекратила резать редис и снова окинула его настороженным взглядом.
— Это еще почему?
— Потому что урна возле дома забита пустыми бутылками и на первом этаже я увидел валяющийся в углу шприц. Здесь небезопасно. Как вообще ребенку можно расти в подобных условиях?
— У нас нормальные условия и я никуда не собираюсь переезжать.
— Все расходы я беру на себя. Подыщем хорошую просторную квартиру, частный детский сад с нормальной охраной и…
— Нам. Нравится. Здесь, — чеканя каждое слово, отрезала она. — И мы никуда отсюда не уедем. С чего ты вообще решил, что я хочу что-то менять в своей жизни? Не хочу, меня все устраивает.
— Да почему ты такая упертая? — сам от себя того не ожидая, взорвался он. — Я пытаюсь, изо всех сил пытаюсь по-хорошему, но ты делаешь невозможное, чтобы все испортить! Я просто хочу принять какое-то участие, помочь.
— А кто тебе сказал, что мы нуждаемся в помощи? Я хорошо зарабатываю, и нам ничего от тебя не нужно! — гордо вскинув подбородок, она взяла доску и одним взмахом ножа скинула овощи в большой прозрачный салатник. — К тому же я уверена, что тебе есть на кого потратить свои деньги.
— И о ком это?
— Ни о ком, — отвернулась, перемешивая что-то скворчащее в маленькой сковороде. Он не понял о чем речь, но тему развивать больше не захотел. Вздохнул, ощутив, что запарился. Причем во всех смыслах.
Стянув пиджак, стоимостью как четыре ее кухонных гарнитура, небрежно бросил на свободный табурет. Расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке.
Она, орудуя деревянной лопаткой, косо проследила за его манипуляциями.
— И что теперь будет? — задала неожиданный вопрос.
Он поднял на нее рассеянный взгляд.
— Ты это о чем?
— Ну, пиджак, портфель с документами… Это было очень важно?
Перспектива работать в Сколково? Нет, что ты.
— Разберусь.
Ему показалось, что она хотела спросить что-то еще, но будто передумала. Выключив под сковородой огонь (он готов был поклясться, что не видел таких плит тысячу лет!), открыла навесной шкаф и потянулась чтобы достать тарелки. Но то ли она сильно волновалась и не следила за движениями, то ли агрегат для хранения посуды стоял неудобно, но хромированная стойка была задета и штук пять-шесть тяжелых стеклянных крышек поехали набок, грозясь обрушится на пол горой осколков.