Та, что будет моей
Шрифт:
Реакции Вишневского позавидовал бы даже спринтер: он резко подорвался с места и успел перехватить бандуру ровно за секунду до катастрофы.
— Я так и знала, что когда-нибудь это наверняка произойдет! — взволнованно охнула она, явно чувствуя себя неловко от такой его вопиющей близости.
А он действительно был непростительно близок: стоял позади, тесно прижавшись к ее спине. Он ощущал, как упираются в его грудь ее острые лопатки, и кое-кто пониже — прямо в пах.
Эй, это запретный прием, мы так не договаривались!
Секса у него не было ну недели полторы. Не много, да, но и не так мало, чтобы организм молниеносно не отреагировал на не намеренную провокацию.
Отреагировал так, как и положено реагировать организму молодого мужчины в его здоровые двадцать семь.
Сейчас, находясь так близко, ощущая ее запах, ее тело, он вспомнил. Вспомнил все. И от этого почувствовал еще больший разгон тестостерона. Тот мчался по венам, спеша в сконцентрироваться в стратегически важном месте. И кажется, та прыть, с какой его организм принялся качать топливо мужского либидо, ее даже испугала.
Она обернулась на него, изо всех сил пытаясь скрыть во взгляде то ли удивление, то ли возмущение, а он, в свойственной ему манере, даже ухом не повел, не отойдя при этом ни на шаг. И порадовался, что люди не умеют читать чужие мысли, потому что думал он сейчас о том, что давно уже не хотел заняться сексом так неожиданно и так остро. По-взрывному.
Он вдруг явственно представил как смахивает со стола все эти нелепые солонки и приподняв ее за бедра…
— Ма-ам, я есть хочу, — раздалось где-то совсем возле двери.
Она резко вздрогнула и, облизав пересохшие вдруг губы, не сводя взгляда с Вишневского проговорила наигранно бодро:
— Конечно, иди сюда, я уже все приготовила.
Валюша прошлепала на кухню и, подойдя к столу, забралась на растущий стул, усадив рядом свою игрушку. По очереди посмотрела на испуганную маму, на дядю со странным выражением лица.
— А ты будешь есть с нами? — серьезно спросила у Вишневского, и тот кивнул, не отрывая взгляд от застигнутой врасплох бывшей.
— Конечно. Я очень голодный.
Аглая опустила глаза и абсолютно точно покраснела.
Сцена, что только что произошла между ними в его планы не входила, он не планировал ее соблазнять, не собирался посягать на ее честь и уж точно не думал делать что-то силой. Но теперь вдруг явственно понял, что если бы ребенка не было дома, то вечер определенно получился бы томным.
Часть 11
Ужин оказался простым и действительно вкусным, ничего особенного: паста с каким-то домашним мясным соусом, салат из овощей. Вишневский орудовал вилкой и искоса посматривал на свою дочь, которая копалась в салатнице, выковыривая кольца редиса. Потом взглянул в свою тарелку, где в стороне гордо высилась розовато-белая горка. Улыбнулся.
— Тоже не любишь редис?
— Фу, нет. Он горький.
— Зато полезный, — тоном строгой, но справедливой учительницы, вмешалась в беседу Аглая. — Ешь, — а потом Артуру: — И ты тоже.
На нее он посматривал так же, пытаясь понять, как себя ощущает в этот момент. Что чувствует. А чувствовал он что-то определенно.
Он вдруг понял, что ему даже как-то уютно находиться здесь, в их этой маленькой съемной квартире. Не хочется никуда спешить, думать о работе. Ничего не хочется, хочется просто смотреть как его маленькая дочь копается в салатнице и, морща нос, вынимает редис. Здесь и сейчас, в эту самую минуту.
Стареешь ты Дзен, что ли.
Неожиданно сытое течение его мыслей прервал звонок в дверь. Маленькая компания одновременно оторвалась от поедания ужина: Вишневский цепко взглянул на Аглаю, она — растерянно — на кухонную дверь, ведущую в коридор.
— Ты кого-то ждешь?
— Нет, — но тем не менее из-за стола выбралась. — Сейчас узнаем.
Он понятия не имел, какой у нее круг общения, есть ли здесь подруги или это забежала соседка. Вернее… Сосед.
Да долбаный ты Валя!
Ну чего тебе дома не сидится, а?
— Привет. А я домой шел, смотрю, у вас свет на кухне горит, — пробасил он, явно войдя уже в прихожую. — Не занята?
— Нет, я… — обернулась, наткнувшись на взгляд Вишневского: он уже стоял в проеме, разделяющем прихожую и кухню. Стоял, сложив руки на груди, совершенно не собираясь скрывать своего настроя.
А настроен он был… ну не дружелюбно.
Его бесил этот мужик. Чувствовал он, что что-то с ним не то. Да, можно было бы списать все на элементарную ревность или чувство собственничества, но помимо этого интуиция, или иначе говоря — мужская чуйка подсказывала ему, что добродушный сосед явно не тот, кем хочет казаться.
И сейчас, поймав его злой взгляд, еще раз убедился в своих предположениях.
— А мы тут ужинали, — вмешалась в молчаливый баттл двух самцов Веснушка. — Ты голоден? Мы можем…
— Он не голоден, — грубо ответил за него Вишневский и, забив на оставленный на кухне пиджак, двинулся к выходу. А потом обернулся: — Вы идите, нам с твоим соседом поговорить надо.
— Артур! — метнула на него злой взгляд Аглая. — Здесь ребенок!
— Поэтому мы выйдем, — взглянул на Валентина и кивнул тому на дверь, намекая, чтобы тот выметался.
Он не собирался с ним драться, нет, но задать вопрос какого черта тому здесь нужно, задать был обязан.
На лестничной клетке было темно и прохладно: в открытое окно дул ветер, забрасывая на серый бетон редкие дождевые капли. В такую погоду торчать здесь не хотелось, а хотелось обратно, в тепло. Принесла же нелегкая дядю Валю.
Тот, к слову, выглядел неважно — нос отек, под глазами два фонаря.
— Снова здесь ошиваешься? — задал первым вопрос он.
Бессмертный он, что ли? Или совсем дурак?