Таёжка
Шрифт:
– Я отправлюсь. Только у меня тут ещё дела есть.
– Мишка загадочно подмигнул Таёжке.
– До свиданья, Сим Саныч. А за Шурку спасибо.
– Поклонись ещё!
– буркнул Сим Саныч.
– Шалопай.
Мишка сидел на бревне напротив школы и ждал звонка. Изредка он вставал и подходил к окнам своего класса. Поднявшись на цыпочки, он прижимался лбом к стеклу и просительным взглядом смотрел, на Витьку Рогачева. Курочка-Ряба был обладателем старинных карманных часов. Он неторопливо доставал часы и на пальцах показывал
Наконец до Мишкиного слуха донеслось слабое дребезжание звонка.
Через минуту весь 6-й "В" высыпал на улицу.
– Достали?
– спросил Мишка Курочку-Рябу.
– Сейчас принесут.
Скоро появились сияющие братья Щегловы. Они тащили две пилы и три топора.
– Надо было больше взять, - сказал Мишка.
– Как же, у нашего завхоза разживешься, спасибо, хоть это раздобыли. Один из братьев передал Мишке топор и потрогал зубья пилы.
– Острая, и развод хороший.
У Шуркиного двора Мишка устроил короткое совещание:
– Нас двадцать человек. Значит, раз в десять дней по двое будем приходить сюда. Кто в нужный день не сможет, скажет мне. А сегодня остаемся все.
Шуркина мать была на работе. Поэтому Мишка отрядил трех девчонок хозяйничать в доме, а мальчишки взялись за дрова.
Повизгивая, запели тонкие пилы, полетела белая крупа опилок, сверкая на солнце, закрякали топоры. Промерзшие березовые чурки со звоном разлетались на поленья и по конвейеру перекочевывали в угол двора, под навес, где распоряжался, Шурка Мамкин.
– А ну, пильщики, нажми!, - кричал Мишка, помахивая топором.
– У-сну-у-ли!
– И-эх! Раз-два, взяли!
– Ставь на попа!
– Ребята, запарился! Смените!
– А-а, елки-моталки! Это тебе не в бабки играть!
– У меня бабка Пелагея выпить люби-ит! Раз приходит домой, а дед спрашивает: "Где пила?" - "Митрий, вот те крест святой, нигде! Ну, у кумы Авдотьи разъединую рюмочку выпила!" А дед-то про пилу говорил!.. Ха-ха-ха!
Через час дрова лежали под навесом, аккуратно сложенные в поленницу. Красные, распаренные ребята вытирали потные лбы, надевали пальто и, пересмеиваясь, расходились по домам.
На улице вокруг конских яблок весело прыгали отощавшие за зиму воробьи, искристо и нежно синели сугробы, а в Шуркиной избе впервые за полгода звенел смех.
ЛЕГЕНДА КАРАГАНА
В субботу после обеда приехал Федя. Он подкатил прямо к интернату. И Мишка, помиравший от безделья, со всех ног кинулся ему навстречу.
– Ну, цуцики, собирайтесь, - сказал Федя. Мишка собрал свою котомку и пошел за Таёжкой.
– Как дела молодые?
– спросил Федя, садясь за руль.
– Да так.
– Мишка сделал рукой неопределенный жест.
– Я, можно сказать, до конца недели гуляю.
– Что так?
– Освободили. Переутомился умственно.
– А-а, - сказал Федя.
– Понимаю. А за что?
– Долго рассказывать.
– А у меня, брат, рассказ короткий. Свалял дурака, ушел из шестого, а теперь локти кусаю. Думал: много ли грамоты надо, чтобы баранку крутить? А выходит - понадобится. Не через год, так через пять. Я вот в вечернюю подался. Как вы смотрите?
– Как, нормально смотрим, - сказал Мишка. Федя вздохнул:
– Трудно. Как сделаешь до Озерска три рейса, так в глазах цветные кружева плывут. Учти, Михаил...
На зимнике у берегов лед вздулся и посинел. Видно, в Саянах начали таять снега, и река просыпалась.
Недалеко от деревни Федя остановил грузовик и выскочил из кабины. Вернулся он с пучком распустившейся вербы.
– Вот, - сказал он, улыбаясь, и протянул вербу Таёжке.
– Держи!
Серые, с желтым цыплячьим пушком шарики щекотали лицо, и Таёжка жмурилась от удовольствия. Верба пахла снегом, талой водой и ещё чем-то особенным, что рождается в предвесенней тишине леса.
...К вечеру они добрались до зимовья. Василий Петрович ещё не вернулся из тайги. На столе, сколоченном из горбылей, лежала записка:
"Сварите что-нибудь поесть. Продукты в погребке. Я буду часов в семь. Отец".
– Наверное, с утра ушел. Ишь как выстыло.
– Мишка дохнул, изо рта у него вылетел парок.
– Тащи еду, а я пока печку растоплю.
Таёжка вышла наружу. За бором садилось большое красное солнце, и бор стоял, весь облитый его сиянием. Вершины дальних гольцов проступали четко и резко, будто нарисованные. Тишина кругом стояла такая, что слышно было, как с окрестных сосен, вздыхая, сползает снег.
"Заколдованный лес, - Подумала Таёжка.
– Вот-вот на тропу выйдет Снежный Король и скажет: "Загадывай желание, и я исполню его". А мне ничего не надо. Только чтобы скореё приехала мама".
По скользким ступенькам она спустилась к погребку и толкнула обледеневшую дверь.
"Не трогай... Сплю-ю", - прохрипела дверь.
– Я быстро, - сказала Таёжка виновато и, пугаясь, вошла в полутемный погребок.
В корзине, выстланной соломой, она нашла двух куропаток. Куропатки промерзли и стукались друг о друга, как деревянные.
В избушке уже топилась печь.
– Ощипывать будешь ты, ладно?
– Таёжка подала Мишке куропаток.
– Я боюсь.
Мишка буркнул что-то насчет бабских нервов, взял куропаток, нож и вышел. Таёжка поставила на печку ведро со снегом и посыпала сверху солью, чтобы быстреё таяло.
Через полчаса стало тепло. От ведра поднимался вкусный мясной дух. Таёжка едва поспевала сглатывать слюнки. Печка раскалилась, по бокам её забегали темно-красные искры. Отблеск огня лежал на Мишкином лице, и оно тоже было красным.