Таинственный всадник
Шрифт:
– Возможно, я слишком долго стараюсь освободиться от боязни собственной тени, – сказала Рене запинаясь.
– О Мария и Иосиф! – пробормотал Финн. – Откуда у вас такой абсурд в голове? Да вы храбры безмерно!
– Я должна действовать смело и решительно с такими, как Рос и Винсент, – настаивала Рене, – но я испугана.
– Ну, милое дитя мое, все мы колеблемся и дрожим внутри перед лицом беды. С каждым человеческим существом происходит подобное. Даже он, – Финн энергично кивнул в сторону, – вероятно, чувствовал, как сердце трепещет в груди, раз или два уж точно, я уверен.
Она с сомнением посмотрела в темноту.
– Однако, Финн, если мы ничего не сделаем и просто снова убежим, я боюсь, что мы проведем так весь остаток жизни, постоянно будем убегать.
– Но… что вы предлагаете, мадемуазель?..
– Что я предлагаю? Мы должны обмануть их в их собственной игре. Вы говорите, у нас нет никакого способа доказать, что они украли драгоценные камни. Но если у нас есть рубины, то есть и доказательство, не так ли? Когда он дал мне в Лондоне камни, он совершил большую ошибку, позволив носить их публично, потому что я знаю, что некоторые французы, такие, как графиня де Трувиль, узнали гарнитур. Если их свидетельств недостаточно для английских властей, то агентов французского правительства это могло бы заинтересовать; их мало заботят английские суды и законы.
– Вы имели бы дело с такими людьми? С теми, кто преследовал ваше семейство и выгнал нас из дома?
– Если это единственный способ заставить заплатить за преступления – да.
– Вы предлагаете опасную игру, мадемуазель, – спокойно сказал Финн.
– Жизнь полна опасностей, Финн, – тихо заметила Рене.
– Кое-что затрудняет наше дальнейшее пребывание здесь, мадемуазель. Свадьба, смею вам напомнить, которая предстоит всего-навсего через три дня.
– Ты увел мою мать от алтаря за час до начала церемонии, – напомнила ему Рене. – Во всяком случае, мы теперь знаем выход из Гарвуд-Хауса.
Слабое шипение привлекло внимание Финна к фонарю. Свеча была не больше окурка, когда старый камердинер зажег ее, а они уже долго сидели на лестнице.
– Почти девять вечера. А ведь меня послали сообщить вам, что вас и вашего брата ожидают к ужину.
Она кивнула и поднялась, Финн тоже вскочил.
– Мистер Харт должен знать, что они уже здесь, – сказал камердинер, подавая ей фонарь. – Будьте особенно осторожны, когда спуститесь вниз. Наверняка там суетятся горничные и слуги. Смотрите не появитесь перед ними прямо из каменной стены.
– Я подержу свечу, пока ты поднимешься.
– Я вполне способен…
– Сломать шею или ногу, а может, и обе в такой темноте, – категорическим тоном заявила Рене, и по голосу было ясно, что она не намерена продолжать спор. – Я буду ждать и светить тебе. Сообщи Капитану все, что он должен знать, а потом отправляйся к Антуану. Проследи, чтобы он был одет во все самое лучшее. Мы должны произвести превосходное впечатление на наших гостей. Мы должны выглядеть хорошо и независимо.
Рене, следуя обещанию, данному Финну, надела светлое платье с низким лифом и длинными присборенными рукавами. Пришла Дженни, чтобы причесать ее так, как требовал того случай. Она уложила волосы высокой золотой короной, и хотя Рене обычно не пользовалась косметикой, на этот раз слегка подрумянила щеки и подкрасила губы, чтобы не казаться слишком бледной.
Было ровно десять часов вечера, когда они с Антуаном спустились по главной лестнице. Рене на секунду заколебалась и остановилась, услышав хриплый мужской хохот, доносящийся через открытые двери из главной гостиной.
Антуан остановился рядом с сестрой.
– Соберись, призови все свое мужество, мой дорогой, – прошептала она.
Я бы предпочел иметь один из пистолетов Капитана.
Пораженная Рене взглянула на него, но он только протянул руку и неуверенно улыбнулся сестре.
Эдгар Винсент стоял возле камина, держа бокал с вином. Он был похож сейчас на большого черного ястреба с белыми боками. Он разговаривал с двумя джентльменами, и они показались Рене знакомыми, хотя их имен она не припомнила. Леди Пенелопа, ее тетя, сидела у другого края камина и беседовала с женщиной такого же накрахмаленного вида, как она сама, а дядя стоял поодаль, и его поза и выражение лица являли лучший образец парламентария. Он был крупный мужчина с уже откровенно выпиравшим животом и короткими тонкими ногами, затянутыми в синий атлас.
Если предположения Тайрона Харта верны – Рене смотрела теперь на своего дядю спокойно и трезво, – он еще объ–явит себя монархистом, сочувствующим тяжелому положению аристократов из Франции. Кто бы поместил состояние своего семейства в банк, владелец которого не верит в корону?
– Мадемуазель д’Антон! Рада видеть вас снова!
Громкое приветствие, произнесенное в нос, раздалось слева, где стояли две моложавые женщины, которых Рене поначалу не заметила. Она узнала голос и говорившую по складкам кожи на затылке и по длинному крючковатому носу – это была Рут Энтвистл, известная под недобрым прозвищем мисс Носарь.
Вспомнив имя и даже прозвище, Рене почувствовала себя увереннее и припомнила имя еще одного присутствующего – сэра Джона Энтвистла, одного из господ, беседующих с Эдгаром Винсентом. Именно леди Джудит Энтвистл, мать мисс Носарь, подталкивала леди Пакстон рукой и что-то шептала.
Заметив прохладную реакцию тети, Рене улыбнулась и присела в вежливом реверансе перед мисс Носарь.
– Как приятно снова вас видеть, мисс Энтвистл, и как замечательно, что вы и ваша семья посетили этот дом. Я полагаю, дороги были не слишком размыты?
– О, моя дорогая, они невероятно ужасны. Я только что говорила моей дорогой сестре Феби, что я так часто не подпрыгивала на папиных коленях, будучи еще младенцем. Но даже из-за таких кошмаров природы мы не могли пропустить праздника, пускай бы на нас излились сразу все дожди мира. – Маленькие дикие глазки вспыхнули и устремились на Антуана. – Прелестный! Я забыла, какой красивый и представительный у вас брат. – Она утопила взгляд в водопаде бургундского шелка. – Ваша милость, вы, конечно, помните Феби?