Таинственный всадник
Шрифт:
– Он был серьезно ранен, когда мои люди принесли его, и вопросы можно было задавать лишь тогда, когда он приходил в себя.
– И?
– И, – гневно выдохнул Рос, – еще одна ложная тревога. Все его преступление заключается в том, что он носит плащ и треуголку. Но у него был тот же рост и то же сложение, но тем не менее он оказался шотландцем и направлялся домой, в Глазго, и он такой слепой, что мог рассмотреть свечу, только когда ее поднесли прямо к носу.
– Слепой шотландец из Глазго, говорите? – Вопрос, заданный на высокой ноте, прозвучал из уст другого гостя, небрежно прислонившегося к перилам у них за спиной. – И вы полагали, что это замаскировавшийся жулик Старлайт?
Рене не верила своим ушам, но, оглянувшись на говорящего, она увидела… Тайрона Харта собственной персоной, и это не был обман слуха или зрения: он шел, легко и непринужденно, прямо к ним. Он был необычайно элегантен в коже и зеленом полосатом атласе. Воротник его жакета был приподнят, на шее повязан платок. Он с трудом наклонил голову, отвешивая поклон, и, широко, глупо улыбаясь, глядел на полковника Роса.
– Я вот снова хочу спросить про слепого шотландца из Глазго. Они что, на самом деле ожидали, что он вор? И думали, что же он крадет? Масло для ламп?
Рос выдавил вежливую улыбку.
– Мои люди действуют согласно строгим указаниям: арестовывать любого, у кого нет важной причины находиться на дороге поздно вечером или ночью.
– А-а… ну, разрази меня гром, не могу понять, какая разница для слепого, день или ночь? Ну какая ему-то на самом деле разница, если хочется куда-то поехать? Он ведь слеп. – Серые холодноватые глаза искали взгляда Рене. – Очень большое удовольствие видеть вас снова, мисс д’Антон, – сказал он ей. – Должен признаться, – он деловито наклонился к ее руке, потом поднес к губам, – я нахожу, что вынужден согласиться с капралом. Клянусь, что просто теряю аппетит, глядя на столь блестящее, ослепительное зрелище.
Она не должна была удивляться, что он здесь. Ничто касающееся Тайрона Харта не должно ее удивлять, и уж менее всего то, что он появился в доме, язвительно, колко разговаривает с человеком, который в него стрелял и ранил, и открыто восхищается драгоценными камнями, которые ему предстояло украсть. Рене отступила на шаг и убрала свою руку более резко, чем следовало. Золотая цепочка на экстравагантном шнурке его манжеты зацепилась за рубиновый браслет, и в этой ситуации Тайрон смог поймать ее руку и задержать в своей, стиснув покрепче.
– Позвольте мне, – сказал Тайрон, поднимая ее руку к свету, чтобы разъединить драгоценности.
Винсент сердито выступил вперед, а Рос нахмурился. Он наблюдал за Тайроном, его глаза сузились, когда этот хлыщ в парике и пудре повернул браслет и стал рассматривать рубины уже после того, как наконец освободил свою цепочку.
– Несомненно, да, очень изящный, моя дорогая, – заявил он безапелляционным тоном. – Но даже красота драгоценных камней бледнеет перед вами.
Самодовольная улыбка искривила губы Роса, когда он встретил взгляд Винсента, но Рене только на минуту смешалась, а потом выдернула руку и, не произнеся ни слова, посмотрела на Харта.
Она весь день провела в тревоге за этого человека, то и дело спрашивая себя, сумел ли он благополучно добраться до Ковентри, не болит ли рана, не перевернулась ли его лодка и не утонул ли он… Слава Богу, ничего подобного с ним не произошло. Рене смотрела на Тайрона, но видела перед собой великолепного обнаженного любовника, с которым, как она полагала, провела прощальную ночь.
– Если вы, господа, извините меня, – пробормотала Ре–не, – я вас покину, ведь мои тетя и дядя еще не видели меня.
Рене исчезла прежде, чем окружавшие ее мужчины успели возразить. На негнущихся ногах девушка шла через холл, едва различая путь; виски ее сдавило, словно железными обручами. У входа в гостиную Рене поняла, что сейчас ей меньше всего хочется увидеть своих родственников, и она прошла мимо их двери. Она шла, опустив руки, и не знала, куда идет, пока не оказалась в музыкальном салоне. Она прижалась спиной к стене и закрыла глаза, дав волю чувствам, переполнявшим ее. К счастью, в комнате никого не было. Стулья стояли полукругом перед фортепьяно, все было готово к вечернему приему, скоро сюда придут гости.
Рене стояла в тени, пытаясь отдышаться и успокоиться и не предполагая, что рядом кто-то есть, пока не услышала, как защелкнулась дверь.
– Вы сошли с ума! – Рене задыхалась. – Что вы здесь делаете?
– Мы с вами, я думаю, уже установили, сколь хрупка и подвижна сама природа моего здравомыслия, – проговорил Тайрон Харт, появляясь перед Рене. – Вышло так, что меня сюда пригласили – на праздник. Приглашение ожидало меня дома, и когда я добрался туда и прочел его, я просто не мог отказать тем, кто выражал удовольствие увидеть меня на приеме по случаю предстоящего бракосочетания племянницы лорда и леди Пакстон с лондонским торговцем рыбой. Конечно, рыботорговцем он там не назван. Я несколько приукрасил Эдгара Винсента, пускай это останется на моей совести.
– Тайрон…
– Ах, вы запомнили мое имя!
– Ваша рана…
– Моя рана дает о себе знать, только когда я смеюсь, но сегодня у меня нет для этого повода. Напротив, я злился, кричал на Робби и слуг, пинал мебель…
– А если кто-то войдет?
– Если так кто-то и поступит, то мы будем стоять здесь в благоговейном трепете и восхищении. – Он посмотрел наверх и указал на картину, изображающую женщину с лютней. – Вот. Это требует комментария, не правда ли? Вы не согласны? Художник, должно быть, нарисовал эту картину, приняв яд и страдая от судорог.
Рене потрогала холодные рубины на груди.
– Вы могли отказаться от приглашения.
– Честно говоря, мамзель, я почти так и сделал. Сегодня холодная, сырая ночь, и вы, вероятно, правы: мне надо было сидеть дома, забраться в теплую постель с горячим бокалом вина и хорошей порцией коньяка.
– Тогда п-почему вы здесь?
У него напряглись мускулы на скулах.
– Я должен быть здесь, чтобы спасти вас, конечно же. Разве не этим должны заниматься все герои?
– Спасти меня? – прошептала Рене.