Так вовремя… с опозданием…
Шрифт:
– Похоже нам пора… Женя ждёт нас, мы обещали…
Мы… слово, что я и не надеялся услышать от неё вновь.
Глава 2 . Дом?
Впервые в жизни мне так сложно было возвращаться домой. Впервые за столько лет я смотрел на табло с такой душевной пустотой. Целая неделя спектакля, который я не мог понять. Мы виделись каждый день. Семь дней комедии, в которой днём была работа и роли, роли чужих незнакомых мужчины и женщины, обменивавшихся лишь парой вежливых фраз. Она вела себя так, будто мы действительно чужие с утра и до вечера, но вечерами… вечерами мы сидели на той
Мы не позволяли себе лишнего, лишь объятья при вечерней встречи и мимолётный поцелуй в щёку на прощанье. Такой невинно детский, мгновенный…
– Наконец-то ты вернулся. Как дорога? Как там твой Женька? – В аэропорту меня встретила жена. Странно, но я не был рад её видеть, хотя что тут странного, всё вполне объяснимо.
Я нехотя отвечал на её расспросы, используя дежурные фразы. А голова была там, в родном дворе, на старой обшарпанной лавочке. Интересно, она долетела? Она уже дома или ещё в пути? Её кто-нибудь встретил?
Я знал о ней всё, кроме самого главного – мы не говорили о семьях. Не обсуждали ждёт ли нас кто-то в обжитых квартирках. Она не знала о моём очередном браке, я не знал есть ли за занавеской мужчина, которому она отдавала всю себя. Это такие важные вещи, ставшие незначительными. Ещё мы не говорили о нас. А что там обсуждать? Скорее всего, эта была единственна неделя безумства, больше я себе этого не позволю. Никаких встреч, сообщений, звонков. Ничего. Чего бы мне это не стоило, я не отступлюсь от своего решения, как бы сильно не хотелось ещё одного взгляда – этого не будет. Невозможно разрушить семьи, нельзя уничтожать этот быт, упускать всё, что имеем. Случайная встреча, бессмысленная и неповторимая. Но почему же тогда так тяжело?
Почти месяц я возвращал свою жизнь в нужную накатанную колею. Я будто сошёл с дистанции, кубарем скатившись вниз, вернуться было сложно. Всё сопровождалось ломкой. Тысячи обновлений почты, миллионы взглядов на дисплей с мыслью: «а вдруг?». Тишина угнетала, я чувствовал, как теряю контроль, как срываюсь на окружающих, я терял себя в этом водовороте мыслей и эмоций. Я проходил ступень за ступенью каждую стадию. Отрицание – мысли: «мы больше не встретимся, я в домике». Гнев – «зачем я поехал в этот проклятый офис… чёртов Женька… как она посмела вот так запросто вернуться, будто ничего не было… ненавижу». Торг – «я отправлю одно сообщение, а потом спрячусь в панцирь». А сейчас я на стадии депрессии. Понемногу меня покидает всё светлое. Дни сменяют друг друга, без изменений. Утро – кофе, сигарета и работа, день – работа, вечер – тренировка… никогда раньше мои тренировки не были столь опасными, в мозг пришла мысль: «боль вытесняет её образ». Я специально пропускал удары, я умышленно позволял себе ошибаться. А после тренировок вкус крови заменял лишь вкус алкоголя в одном пабе.
Сегодняшний день был согласно расписанию. Кофе – работа – зал. Меня больше не ставили в спарринги, я отрабатывал удары, занимался массой и выносливостью. Пробежка до подкошенных ног, упражнения до изнеможения. Даже ударами по груше я научился причинять себе боль. Не тот угол удара, не та сила и звёздочки в глазах.
– Тормози, машина. – Ко мне вновь подошёл мой тренер. Сергей – бывший чемпион, хотя бывших не бывает. Он тренер со стажем больше пятнадцати лет, мужчина, годившийся мне в отцы. Отца он мне и заменял долгие годы.
Я не обратил внимания на его просьбу, продолжал наносить удары по груше. Даже взглядом в его сторону не повёл. Не было мыслей, ведь нечем было дышать. Тогда он схватил грушу, а после перехватил мою руку, сжав её с такой болью, что мне понравилось… новая боль, другая, ноющая и резкая.
– Не знал бы я тебя столько лет, подумал бы, что ты влюбился. – Он, кажется, посмеялся. Не могу утверждать – всё перед глазами плывёт, чёрный круги, недостаток воздуха и гул в ушах.
Серёжа плеснул мне в лицо ледяной водой, меня резко вернуло в реальный мир, краем глаза я увидел самого себя в зеркале и не узнал. Даже вздрогнул, другой человек. Серый, помятый, небритый. С чудовищными мешками под глазами и потухшим взглядом. Секунда саморазрушения и вновь ад.
– Очнулся? Что творишь, Славик? Завтра ты должен выйти на ринг. Помнишь вообще о турнире между клубами? Как прикажешь тебя выпускать?
Чёрт, из головы совершенно вылетела эта игра, первенство среди школ и клубов. Серёжа готовил меня к этой встречи почти полгода, никуда не ставил, никуда не отправлял. Я даже начал забывать, что всё ещё занимаюсь профессиональным боксом. Меня покинул азарт. Раньше мою голову сносила одна мысль о возможных соревнованиях, а сейчас… ничего. Нет волнения, нет предвкушения, апатия, самая настоящая депрессия.
– Я в норме, завтра выйду.
– Кому ты врёшь? Я старый, но не слепой. Ты тень собственная, размазня. Совсем другой после этой своей поездки? Проблемы?
Я не думал, что это так заметно окружающим, не осознавал, как далеко всё зашло, до этого разговора. Меня будто вновь окунули в шкуру подростка, переживавшего тот ад, что, казалось, был перенесён, пережит и забыт. И самое страшное – дверь захлопнулась, ручки нет, а ключи остались там. Воспоминания об одном очень страшном моменте нахлынули прежними ощущениями. Холодком в груди, разлетевшимся по всему телу от чего меня даже, передёрнуло.
– Это небольшие трудности. Нет поводов для волнений.
– Ты пойми, дело не в репутации клуба и зала, не в медальках и грамотах. Дело в том, что я волнуюсь за тебя. У тебя серьёзная весовая категория, у тебя серьёзный соперник, это жеребьёвка. Просто пойми, что там я не смогу остановить бой, если увижу, что ты не вывозишь, мне придётся смотреть как тебя добивают.
– Я не подведу, всё будет хорошо. И потом, это же не бои без правил, не нагнетай.
Хотя на самом деле ничего хорошо не будет. Это внутреннее чутьё, что меня никогда в жизни не подводило. Я заведомо понял, что не вывезу, я сто процентов не справлюсь.
С этими мыслями закончилась моя тренировка, что послужило причиной впервые нарушить распорядок. После зала я вернулся домой. Жена конечно же вынесла мне все мозги, отрываясь за много дней.
– Неужели так сложно понять, что я просто хочу провести вечер с собственным мужем! У тебя кто-то есть, ты всё время у неё, да? – Вика орала, истерила, ревела, разбрасывала вещи, била посуду. И сейчас мне хотелось её убить. Как бы она не была права, истерики – худшее что она могла устроить. Не в моём состоянии, шаткое равновесие повело, держать себя стало невыносимо, мне впервые показалось, что я могу ударить хрупкую девочку.