Таллиннский переход
Шрифт:
25 августа 1941, 06:10
Адмирал Трибуц облегченно вздохнул. Наконец-то! Слава Богу! В детстве его мать — простая, добрая женщина, жена петербургского околоточного, всегда учила его: коль Бог помогает, повернись к образам и три раза широко перекрестись, чтобы не сглазить. Но образов в салоне «Пиккера» не было. На переборках висели портреты Сталина и Жданова, но желание три раза перекреститься от того, что пришел, наконец, долгожданный приказ, который все поставит на свои места, давно забытой волной охватило адмирала. Флаг придется поднять на «Кирове». Конечно, немцы сделают все, чтобы не упустить крейсер, но и мы примем меры, чтобы этого у них не получилось. Главное — выскочить из этой проклятой мышеловки,
Приказав Пантелееву собрать к десяти часам утра совещание всех командующих соединениями, флагманских специалистов, начальников служб, а также генерала Николаева с его начальником штаба, Трибуц буквально вырвал кожаную папку из рук начальника спецсвязи и жадно пробежал глазами текст. Видимо, не поверив своим глазам, он прочел его вторично, чувствуя, как холодная испарина, охватив голову, бежит куда-то вниз по спине, груди и животу. Ему хотелось завыть, закричать, но он не мог себе позволить даже стона, даже мимического недовольства. Огромными усилиями воли сохранив видимую невозмутимость, он протянул телеграмму Пантелееву. Начальник штаба взял телеграмму, видя уже по напряженному лицу командующего, что не прочтет в ней ничего хорошего:
«Военному совету КБФ. Главком Северо-западного направления считает эвакуацию флота и гарнизона Таллинна преждевременной, поскольку средства обороны города далеко не исчерпаны. Для укрепления положения на вашем участке фронта вам приказано:
1. Посредством высадки тактического десанта в ночь на 27 августа нанести удар во фланг и тыл войск противника, наступающих на Таллинн, с Виртсу на Пярну-Мярьямаа и из Хаапсалу на Нисси, расширив тем самым периметр обороны и обезопасив гавани от обстрелов артиллерии противника.
2. Посредством высадки тактического десанта выбить противника с полуострова Вирмси, отрезать его от основной группировки и уничтожить, используя в качестве поддержки артиллерийский огонь «Кирова» и батарей острова Аэгна.
Исполнение донести.
Военный совет Северо-западного направления.
Передана 25.08.1941 г. в 05:35. Принята 25.08.1941 г. в 05:42»...
Пантелеев молчал, ожидая, что скажет Трибуц.
– «Собрать Военный совет, - приказал командующий.
– Вызвать ко мне коменданта Береговой обороны островов, генерала Елисеева. Совещание назначим на 8 часов ровно. Я буду у себя».
Адмирал встал и вышел из салона. В каюте, достав бланк радиограммы спецсвязи, Трибуц быстро написал:
«Наркому ВМФ адмиралу Кузнецову. Положение безнадёжно. Промедление приведёт к гибели всего флота и гарнизона, а также к падению Ленинграда. Добейтесь разрешения на эвакуацию не позднее завтрашнего утра.
Зашифровав радиограмму своим личным шифром, адмирал передал ее дежурному по связи и вышел на палубу «Пиккера».
Клочья дымзавесы еще окутывали рейд. Противник вел редкий огонь. То в одной, то в другой части рейда медленно оседали столбы воды. Корабли яростно отстреливались, пытаясь нащупать батареи противника. Адмирал взглянул на «Киров». В клочьях дымзавесы, окутанный стелющимся по рейду черным дымом, крейсер величественно вёл огонь из башен главного калибра по берегу. Неожиданно Трибуцу показалось, что корабль замедлил ход, а затем и остановился, прекратив огонь.
25 августа 1941, 06:35
Капитан 2-го ранга Сухоруков, с тревогой посмотрев в небо, перебросил рукоятки машинных телеграфов на «стоп». Пронзительные свистки боцманских дудок очистили палубу крейсера. Наверх вышел караул старшин с винтовками с примкнутыми штыками. К борту крейсера медленно подходил пограничный катер, на палубе которого стояли автоматчики из личной охраны адмирала Трибуца. Катер доставил на крейсер золото и ценности Эстонского банка. Еще утром военком крейсера Балашев инструктировал специально отобранных матросов: «Придет катер, и все надо выгрузить быстро. Правительственное задание, отвечаем головой. Противник может пронюхать, попытается устроить кораблю ловушку, пустить нас на дно, а потом послать водолазов и завладеть добром. Стало быть, нужна бдительность и еще раз бдительность...»
Для золота выбрали
Живая цепочка матросов протянулась от трапа левого борта до указанного помещения. Маленький полный человек в макинтоше и широкополой шляпе суетился вокруг матросов: «Осторожнее, товарищи. Не дергайте мешочки, а то рассыпется».
Мешки, наполненные денежными знаками и ценными бумагами, и совсем маленькие мешочки с золотыми монетами передавались из рук в руки по цепочке от трапа и до самого хранилища в носовой части крейсера. Капитан 2-го ранга Сухоруков, стоя на крыле мостика, нервничал, с тревогой поглядывая на небо и на рейд, где свечи от немецких снарядов стали гораздо больше. Видимо, немцы за ночь подтянули к Таллинну тяжелую артиллерию, судя по свечам, — не менее шестидюймовок. Неужели нельзя было ночью провести эту погрузку? Ночью, видите ли, было опасно везти через город такие большие ценности. По ночным улицам бродят банды националистов, а то и просто уголовников. Далеко внизу дымил верный буксир С-105 — поводырь крейсера. Корабль сильно сносило прибрежным течением, и Сухоруков приказал отдать правый якорь. «Киров» загрохотал якорь-цепью, вибрируя от работающих вхолостую машин. А погрузке, казалось, не будет конца. Передаваемые из рук в руки, по палубе плыли холщовые мешки различных размеров, железные и деревянные ящики, какие-то шкатулки. Внутреннее радио надрывалось чьим-то охрипшим голосом, желавшим знать, почему крейсер прекратил огонь.
25 августа 1941, 06:55
Матрос Григорьев, стоя в живой цепи недалеко от вываленного за борт трапа, принимал и тут же передавал следующему мешки и ящики с деньгами.
– «Быстренько, быстренько!» - подгонял матросов расхаживающий по палубе военком.
– «Осторожней, осторожней!» - вторил военкому толстенький человечек в макинтоше. Григорьев обливался потом, а грузу все не было конца.
Призванный на флот из Вологодской области, где в деревне у него оставались мать, жена и трехлетний сынишка, он прибыл в экипаж в больших, не по размеру, галифе с двумя пузырями от бедер до самых колен. Еще в экипаже его прозвали «Петька-галифе», и эта кличка прошла с ним через учебный отряд и сохранилась на «Кирове», где он служил горизонтальным наводчиком в кормовой башне главного калибра.
Наконец, все было погружено. Толстяк в макинтоше с какими-то бумагами стал взбираться на мостик. Военком Балашев лично запер и опечатал помещение, приставив к дверям часового из старшин сверхсрочников.
«По местам стоять! С якоря сниматься! Трап завалить!» — проревела команда с мостика.
Григорьев вместе с другими матросами начал поднимать трап. Что-то заело в блоке, но общими усилиями трап завалили. Григорьев еще успел услышать команду, поданную кем-то из старшин: «Разойтись по боевым постам!», когда в страшном грохоте взрыва ему показалось, что трубы и башни крейсера рухнули ему на спину, придавили к палубе, протащили по ней и покатились куда-то дальше через его голову, сминая всё на своем пути. Он закричал, пытался вскочить, но страшная тяжесть, не позволяя шелохнуться, вдавила в скользкий и мокрый настил палубы.
25 августа 1941, 07:05
Адмирал Пантелеев, стоя на мостике «Пиккера» вместе со своим помощником, капитаном 1-го ранга Питерским, понял по столбам воды от падающих снарядов, что противник успел подтянуть к самым предместьям города тяжелую артиллерию. «Не кажется ли вам,— спросил адмирал Питерского,— что «свечки» на рейде стали больше ростом и солиднее?» Капитан 1-го ранга хотел что-то ответить, но в этот момент огромный столб пламени и густого черного дыма поднялся над кормовой башней «Кирова», и до «Пиккера» докатился гулкий и смачный грохот взрыва. Все это случилось так быстро и неожиданно, что сначала Пантелеев не понял, что произошло. Крейсер открылся неожиданно в клочьях распадающейся и рассеивающейся дымзавесы. Казалось, что кто-то поднял занавес на сцене, чтобы показать наблюдателям с «Пиккера» эту картину. Окутанный черным дымом «Киров» стоял без движения, грузно раскачиваясь...