Там, где нас нет (Там, где нас нет - 1)
Шрифт:
Хотя, честно сказать, вначале ничего не думалось: стояли вокруг насыщающегося песком Индрика и хором упрашивали его набирать тело как можно быстрее. Индрик торопился и еще до того, как спрятаться солнцу за Стоячее Море, достиг размеров хорошего быка. Побратимы и Лю Седьмой, державший на руках полюбившегося ему Будимира, встали на Индриков зад, и землеройный зверь, вытянув хвостик трубой, чтобы не оттоптали, начал неспешно погружаться в земные глубины.
– Сейчас мы подобны рудокопам, спускающимся за зеленым камнем в свои подземелья, - сказал
– Вот уж, поди, рабы тебе благодарны, - проворчал Жихарь куда-то в сторону.
Дырявый зонтик Бедного Монаха пригодился еще раз, покуда сверху сыпался песок. Потом пошла обычная слежавшаяся земля.
Будимир потихоньку подсвечивал, и Жихарь по любопытству своему разглядывал стенки образующегося колодца. Земля становилась все плотнее, Индрик шел тяжело.
Когда-то, видно, на этом месте стоял город, потому что из стены то и дело выглядывали всякие осколки и обломки, срезы бревенчатой либо каменной кладки. Были и другие рукотворные вещи, но угадать их значение представлялось делом весьма затруднительным.
А до города, сообразил Жихарь, здесь было море: вон в буром окаменевшем иле видны ракушки и рыбьи кости.
И чем дольше изучал он землю, тем больше убеждался, что старый Беломор прав, а значит, и его, Жихаря, дело правое.
Ненажора Индрик рос и ширился, шире становился и колодец. Наконец лохматая площадка с хвостиком стала столь просторна, что все с удовольствием уселись, вытянув затекшие ноги.
– Наше счастье, что Индрик устроен не как прочие звери и особенно люди, - сказал Жихарь и в доказательство ткнул пальцем Индрику под хвост. Там и впрямь ничего полагающегося не было.– А то бы мы с вами уделались по самые уши.
– Куда же, в таком случае, девается поглощаемая им земля?– спросил Принц.
– Осмелюсь предположить, что в иную Вселенную, - ответил Лю Седьмой. Животное, подобное нашему спасителю, подробно описано в трактате под названием...
– Еще неизвестно, спасены ли мы, - мрачно сказал Яр-Тур.– Полагаю, что Дикая Охота вначале по глупости будет метаться вдоль Стоячего Моря, но в конце концов они обнаружат дыру в земле, и кто помешает снежному вихрю устремиться в нее? Да и до каких пор намерен терпеть непрошенных седоков мужающий на глазах Индрик?
– Большая Земляная Мышь безмерно благодарна владельцу жезла Жуй, сказал Бедный Монах.– Если бы не он, куколка могла пролежать в бездействии еще многие тысячи лет и стала бы легкой добычей первого же голодного хищника.
Рождение такого животного - чрезвычайная редкость...
– Вот и ладно, что редкость, - сказал богатырь.– Если бы Индрики плодились, как кошки, они источили бы всю землю, мы бы уже давно все провалились куда следует и не мучились...
– Жаль, что здесь не установлены изображения Проппа, - вздохнул Принц.– Удача нам бы не помешала...
– Не беда, - сказал Жихарь.– Если он вправду всемогущ, то и отсюда услышит наши сказки да байки, а если он просто бревно...
– Мы же не раз убеждались в обратном, - сказал Яр-Тур.– Думается мне, что наш новый товарищ, умудренный годами и опытом, знает великое множество новелл и устарелл...
– Не принято в Поднебесной тешить высшие силы россказнями о делах земных, - отозвался Лю Седьмой.– Но, коль скоро здесь такие порядки, я готов поведать о войне трех царств.
Как богатырь и опасался, это оказалась волына в особо крупных размерах.
Поначалу все было интересно и увлекательно, потому что незнакомо, только скоро Жихарь запутался в чужих именах и сложных родственных связях.
Тот, кто сложил эту волыну, хотел, видно, упомянуть в ней поименно всех жителей Чайной Страны, чтобы кого-нибудь не обидеть, а их вон ведь сколько!
Жихарь задремал, время от времени приходя в себя на самых жутких местах повествования.
– ...Сяхоу Дунь преследовал врага по пятам, но тут в глаз ему попала вражеская стрела. Сяхоу Дунь взвыл от боли и выдернул стрелу вместе с глазом. "Отцовская плоть, материнская кровь - бросить нельзя", - подумал он и съел свой глаз...
– Прости, Бедный Монах, - не выдержал Жихарь.– Только как бы Пропп вместо помощи не прогневался за такие сказки да не наплевал нам в глазки...
– Умолкаю, устыдившись своей бестактности, - поклонился Лю Седьмой. Да и потом у нас принято рассказывать эту повесть не спеша, в течение нескольких недель...
– Да ты не обижайся, спасибо тебе, Пропп учтет, за ним ничего не пропадает...
– Могу еще поведать о подвигах чудеснорожденного героя А-Ка Сорок Седьмого, владевшего искусством метко плеваться во врага свинцовыми шариками...
– Да спасибо, отдохни, почтенный. Все никак не привыкну - то ли ты молодой удалец, то ли преклонный старец, уж не прогневайся.
Настал черед Принца. Яр-Тур поднялся на ноги, хотя никакой нужды в том не было, и начал рассказывать свою устареллу. Сложена она была вроде песни - одно слово цеплялось за другое, перекликалось одно с другим, отзывалось одно в другом, так что даже напев получался. Яр-Тур при этом то прижимал руку к сердцу, то простирал эту же руку вдаль. Да только никакой дали в углубляющемся колодце не бывает, есть одна высь.
Печальная устарелла его была про мужика-бобыля, как сидит он за пустым столом и тоскует по любимой, которой уже и на свете нет. И влетает к нему в избу ворон - здоровенный, глаза горят, перья все врастопырку - и садится на полати. Бобыль знает, что птица-то вещая, и давай его пытать: встречу я еще свою милую или нет? А ворон ему: "Никогда!" Бобыль опять спрашивает: а душа-то моя успокоится? Ворон свое: "Никогда!" Тогда лети отсюда по-хорошему, советует бобыль, а поганая птица снова-здорово: "Никогда!"