Там, у края неба

Корнилова Веда

Патрик вышел из кабинета в то время, когда звуки шагов гостя раздавались на лестнице. Было заметно, что дорогой супруг тоже находился далеко не в лучшем расположении духа, и его можно понять.

— Ты здесь?.. — слова Патрика прозвучали как утверждение. — Много услышала?

— Не очень… — честно призналась я. — Но окончание вашей милой беседы застала. Неужели отец Розамунды, и верно, осуществит свою угрозу?

— Трудно сказать… — подосадовал Патрик. — Надеюсь, у него хватит ума не связываться со святыми отцами — дело уж очень рискованное, как бы самому потом отвечать не пришлось.

— Он ушел отсюда в таком состоянии, когда о последствиях своих поступков люди уже не думают.

— Надеюсь, ветер на улице охладит его голову…

В этом Патрик ошибся. Вечером, когда дорогой супруг подумывал о том, не съездить ли

ему к герцогине, в дверь особняка постучали, и на пороге появились три человека в темно-красном монашеском облачении. Инквизиторы, чтоб их! Похоже, господин Клийф был настолько разозлен неудачной беседой с Патриком, что не счел нужным выждать обещанный срок — потащил свой донос в Святую инквизицию куда раньше оговоренного времени. Святые отцы, получив бумагу с обличениями, тянуть не стали (впрочем, этого и следовало ожидать), и решили сразу же отправиться в дом герцога Нельского, тем более что инквизиторам, как никому другому, были хорошо известны слухи, которые до недавнего времени ходили о Патрике. Тем не менее, даже инквизиторы понимали, что обвинять племянника короля в ереси и колдовстве — дело рискованное, и потому для начала эта троица предъявила бумагу о начале проведения расследования на основании полученного письма, а затем пришедшие очень вежливо поинтересовались, могут ли они войти сейчас, или им следует придти завтра. Мол, конечно, сейчас уже вечер, и нам меньше всего хочется беспокоить Его Светлость, тем более что, по слухам, он все еще плохо себя чувствует, но служба во имя Небес не дремлет, и нам нужно задать всего несколько вопросов…

Ну, с инквизицией лучше не спорить и вести себя спокойно, а потому троицу святых отцов не стали заворачивать назад от дверей и пустили в дом. В результате двое из этой троицы пожелали поговорить со мной — мол, ничего особенного, просто надо кое-что уточнить. Похоже, что папаша прекрасной Розамунды и меня обвинил во всех грехах, какие только мог придумать.

Пришлось идти в кабинет Патрика, а там у инквизиторов быстро пропала любезность в голосе, и они в весьма жесткой форме потребовали у меня рассказать о себе — кто такая, как познакомилась с сыном герцога Нельского, почему вступила с ним в брак, не замечала ли чего странного за супругом… Пришлось делать вид, что насмерть перепугана, честно и без обмана отвечу на все вопросы, после чего приступила к повествованию! При этом я вспоминала про себя добрым словом Патрика — на всякий случай мы заранее решили, что будем говорить, а о чем следует промолчать. Инквизиторы слушали внимательно, не задавая вопросов, но примерно через полчаса один из них вдруг сыпнул мне в лицо щепотку какого-то порошка, и пока я в растерянности протирала слезящиеся глаза, все тот же инквизитор сжал мое лицо ладонями, и какое-то время внимательно смотрел на меня. От его взгляда у меня по телу побежали мурашки, и я, если честно, даже немного струхнула. Затем, отпустив меня, инквизитор глянул на своего товарища, и чуть заметно покачал головой из стороны в сторону — мол, ничего нет… Как видно, не нашли того, что намеревались отыскать, зато велели продолжать, не утаивая ничего…

Святые отцы покинули дом лишь тогда, когда ночь перевалила за свою половину. Надо сказать, что эта троица, напустив на лица показное смирение, допрашивала нас так, что после их ухода меня было одно желание — более никогда в жизни не видеть этих людей. Уж не знаю, что в своем послании инквизиции написал обиженный отец Розамунды, но расспрашивали нас так, словно прикидывали, когда нас следует отправить на костер. По выражениям лиц инквизиторов трудно было понять, что они думают на самом деле, но очень хочется надеяться, что эту проверку мы вынесли.

Во всяком случае, так мы сказали герцогине, которая с утра появилась в особняке — да, слуги этой женщины даром свой хлеб не ели, докладывали ей обо всем, что происходит в доме отца Патрика. Впрочем, герцогиня и сама расспрашивала нас немногим хуже тех инквизиторов. Не знаю почему, но у меня сложилось впечатление, будто она уже знает, что ей следует предпринять дальше в войне с семейством герцога Малк.

— Не могу понять, что это была за пыль, которую бросили мне в глаза!.. — вздохнула я. — У меня от нее глаза слезились целый час, не меньше!

— Эту, как ты ее назвала «пыль» святоши используют, когда нужно узнать, связывался человек с магией и чернокнижием, или нет… — поморщилась герцогиня. — Состав этой гм… пыли —

это особое изобретение инквизиторов, и, как утверждают, осечки не дает, улавливает даже малейшие следы магии. Если бы святые отцы пришли к выводу, что вы оба имеете хоть какое-то отношение к колдовству, то будьте уверены — вы бы здесь не сидели, и это несмотря на то, что Патрик — сын герцога. Да и эту девушку они вряд ли оставили бы в этом доме, если б она показалась им хоть немного подозрительной. Говоря откровенно, ранее я опасалась, как бы отцы-инквизиторы не стали проверять вас этим порошком — все же о Патрике ходило уж очень много неприятных разговоров, так что без проверки дело вряд ли бы обошлось. Конечно, в последние дни разговоры стихли, но все же… Что ж, раз все более или менее утряслось (во всяком случае, я на это надеюсь), то мне отныне действовать будет куда проще, и можно не опасаться хм… обвинений в колдовстве, а ведь именно это меня ранее сдерживало. Только вот, говоря откровенно, я не могу понять, отчего это инквизиторы не поняли, что эта милая девушка — дарк. Да и Патрик (чего там скрывать!) подвергался темному колдовству, а порошок такие вещи выявляет без ошибок…

— Тут все просто… — улыбнулась я. — Дарк — это не колдовство, а такой же талант человека, как, например, способность к математике, или умение рисовать картины, или иметь волшебный голос… Разница лишь в том, что если художник знает о своем даровании, и пользуется им, а дарк… В наше время такие люди не имеют никакого представления о своих возможностях. В древности люди умели находить дарков, а сейчас… То, что мы с Патриком встретились — это просто невероятная удача.

— Как я понимаю, в вопросе о дарках вас просветила все та же лесная ведьма?

— Да. Она же сказала, что полностью убрала все следы темного колдовства у Патрика — мол, теперь никто не найдет следы драконьего колдовства.

— Замечательно! Именно это мне и надо!

— Мне кажется, что отец Розамунды не успокоится… — вздохнула я.

— Слово «кажется» тут не подходит… — усмехнулась герцогиня. — И его можно понять — полетели невесть куда все намерения, которые этот человек так долго строил, рассчитывая на удачный брак своей старшей дочери. Увы, но в семействе Клийф (чего там скрывать очевидное!) нет денег дочерям на приданое, скандал не утихает, а Розамунда, вместо того, чтоб успокоиться и начать думать, закатывает бесконечные истерики, требуя сообщить Валентайну о том, что ее не выпускают из комнаты, и ужасно обращаются. Девица уверена в том, что как только ее возлюбленный узнает о том, что великую любовь всей его жизни держат под замком, то сразу же примчится на белом коне для спасения дамы своего сердца, затем освободит плененную красавицу, и увезет ее в иную, светлую жизнь. Н-да, так и подумаешь о том, что излишнее увлечение дамскими романами к добру не приводит.

— А что слышно о герцоге Малк?

— Ничего не слышно… — пожала плечами герцогиня. — Хотя его присутствие уже крайне необходимо для решения некоторых вопросов, не терпящих отлагательства. Без сомнений, скоро семейство Малк понесет большие финансовые потери, ведь всеми делами занимался именно глава семьи.

Могу поспорить, что как раз эта женщина причастна к тому, что возникла такая необходимость в появлении герцога Малк, и на этом она наверняка не остановится.

— А вот Валентайн сейчас проявляет излишнюю нервозность… — продолжала герцогиня. — И зачастил в их загородное имение — значит, его отец скрывается там. Конечно, это слишком близко к столице, но скрываться герцогу в его нынешнем обличье где-либо в ином месте, более отдаленном и надежном — дело непростое. Патрик, ты и сам помнишь, насколько это нелегко — прятаться в таком виде от глаз людей. Увы, но всегда есть опасность, что тебя заметят.

— Еще очень тяжело осознавать, что ты уже не совсем человек… — вздохнул Патрик. — Меня это угнетало так, что и не описать! Такое впечатление, будто ты попал в бездну отчаяния, их которой нет выхода.

— Вот и представьте, в каком состоянии сейчас находится герцог, этот более чем деятельный человек. В данный момент, если можно так выразиться, он связан по рукам и ногам, не может показаться на глаза людям, и около него находятся только два-три наиболее преданных человека. Впрочем, он и сам понимает, что не полностью не может положиться даже на них. Да и время работает против него… В общем, сегодня к вечеру я пришлю вам еще нескольких охранников — Черил надо охранять как следует.