Танец ангела
Шрифт:
— Эрик, чтобы увидеть тут связь, не надо быть патологоанатомом.
— Даже не знаю, что тебе сказать.
— Ты разговаривал с копами в Лондоне?
— Это глупый вопрос.
— Почему?
— Как ты знаешь, мы ни с кем не разговариваем. Мы связываемся с Интерполом, который передает наши сообщения, кому считает нужным.
— Ах вот как.
— Ты же знаешь наши регламенты.
— А следы тем временем остывают.
— У нас есть свои правила, и мы их соблюдаем. Как будет выглядеть наше общество, если все перестанут соблюдать правила?
— Ага, понятно. Так как ты на правила плюешь, я могу заключить, что ты говорил с лондонскими копами и вы точно установили связь между убийствами.
Винтер молча потянул к губам сигариллу, но, наткнувшись на холодный неприятный запах, положил ее на край пепельницы.
— Нами расследуется убийство в Гетеборге, и это то, что мы расследуем.
— В это, кстати, тоже трудно поверить — на пресс-конференции ты совсем не вдавался в детали. Гетеборгское убийство тоже через Интерпол идет? Новые правила ЕС?
— Возможно.
— Перестань.
— Перестать? Общественность имеет право на информацию, да? О чем? Сколько ран на теле у пацана? Сколько дыр в роговице глаз? Какие слова убийца вырезал на его спине? Как выглядит кровь на стене при свете солнца под разными углами?
— О’кей, о’кей.
— Сейчас я ничего не могу сказать, и ты это прекрасно знаешь.
— Люди испугались.
— Ты хочешь напугать их еще больше?
— Молчание может вызвать обратный эффект.
— Какой еще эффект?
— Если всех посылать и молчать, могут возникнуть слухи, а потом и паника.
— А что, в Гетеборге паника?
— Я не исключаю этого в будущем.
— Отлично, значит, мы думаем в одном ключе. Я тоже смотрю в будущее.
— Я не знаю, куда ты смотришь, но я бы посоветовал на запад, — сказал Бюлоу. — Английские писаки начали звонить сюда, а с нами их не сравнить — совершенно другая порода.
— Они более зубастые, ты имеешь в виду?
— Они настоящие хулиганы от журналистики.
Винтер молча записал это выражение.
— Ты их просто не знаешь, — сказал Бюлоу.
— Честно говоря, я удивлен, что они еще не ходят здесь толпами.
— То есть морально ты к этому готов.
— Так пятеро уже сидели на пресс-конференции. Кроткие как ягнята.
— А накануне жрали как лоси. Это они с бодуна тихие.
— У тебя что-нибудь еще? — спросил Винтер после секундной паузы.
— Короче: большое искреннее спасибо.
— Ладно, я, может, перезвоню тебе уже сегодня, но вечерком.
— Я на это и надеялся.
— Ты же видишь, как быстро идет расследование.
— Ага, пока мы тут болтаем.
— Не вижу ничего смешного. За этими словами есть некий подтекст, и если он выплывет на поверхность, то тогда и начнется настоящая паника. Поэтому я держу такие вещи подальше от прессы.
— Удачи, — ответил Бюлоу.
После ленча все собрались в комнате совещаний. Группа таяла по мере того, как росла гора бумаг. Из лаборатории поступали улики и раскладывались в отдельные ящички и папки: волоски, кусочки кожи или ногтя, отпечаток пальца, одежды, следы, впечатления, фотографии одного и того же, но под разными углами — крик тех голосов, что услышал Эрик, стоя в комнате общежития.
Накануне он говорил с Пией Фреберг. Она не считала, что все ранения были нанесены сразу. Она была хорошим судебным врачом, очень дотошная. Количество ударов уже зафиксировано, и Винтер снова вытащил блокнот из внутреннего кармана. Мальчик в конце концов умер от потери крови.
— Сколько же все это продолжалось? — спросил инспектор Фредрик Хальдерс. Хальдерсу только что исполнилось сорок четыре, а год назад он перестал зачесывать волосы через лысину, коротко подстриг то, что оставалось, и его самооценка подскочила настолько, что он больше не считал необходимым улыбаться при разговоре.
— Хренову тучу времени, — сказал Эрик Винтер.
— Без перерыва?
— С перерывами, — ответил Бертиль Рингмар.
— Между первым и последним ударом прошло три или четыре часа, — объяснил Винтер. — Точнее мы сказать не можем.
— Какой кошмар! — не выдержал Ларс Бергенхем.
— Еще бы, — согласился Рингмар.
— А на предплечьях ран нет, — подал голос Ян Меллестрём.
— Там синяки, — сказала Анета Джанали.
— Силен, ублюдок. Сколько весил парень?
— Восемьдесят килограмм, — ответил Меллестрём. — Рост сто восемьдесят, так что было непросто его таскать.
— Если он таскал, — сказала Анета.
— По крайней мере он делал что-то в этом роде, — заключил Меллестрём.
— Следы сорок четвертого размера кружат по комнате, — продолжил Бергенхем.
— Там он мог его держать, — сказал Хальдерс.
— А то бы мы без тебя не догадались, — усмехнулась Анета. — И была бы я мужчиной, сказала бы то же самое.
Как завел Винтер, в начале собрания поощрялась свободная болтовня, нечто вроде внутреннего монолога с включенной громкостью, или мозгового штурма, или психологической терапии. Выскажи всё. Они вертели факты и кусочки фактов до боли в руках, пока фрагменты мозаики не начинали складываться один к другому.
— Как ему удалось оттуда слинять? — спросил Бергенхем.
— Он переоделся там же, — ответил Винтер.
— И тем не менее.
— Он подождал удобного момента.