Танец ангела
Шрифт:
— Нет.
Выйдя на улицу, Винтер посмотрел на дом, где жила сейчас его сестра и где вырос он сам. После развода Лотта стала слишком нервной, а ее работа врача требовала выдержки. Ситуация улучшилась, когда она купила у родителей их старый дом и переехала обратно со своим ребенком.
«Никого нет дома. Позвоню вечером», — подумал он.
14
На тротуаре сидел парень, накрывшись одеялом: слабое движение руки, лицо в сумерках казалось очень бледным. За его спиной, у стены дома, стояла гитара с тремя жалкими струнами. В последние дни Винтер часто видел его по вечерам с балкона, но еще не слышал ни звука на гитаре. Грустное зрелище.
Винтер достаточно долго проработал в полиции, чтобы цинично пожелать отправить его со всем хозяйством в топку. Практичное решение: парень перестанет страдать от холода, а город будет чистым и красивым. Но второе «я» Винтера — очевидно, его цивильная половина — заставило его позавчера поднять парня и отвести в больничный прием.
На следующий день несчастный опять сидел у трамвайной остановки. Сидел ли он там, когда вагон без водителя пронесся с горки Ашебергсгатан, переехав несколько человек? Это случилось в марте. Одно мгновение — и жизнь прекратилась. Винтер тогда был сильно простужен и оттого задержался утром дома. Он услышал дикие крики и догадался, что произошло, еще до того, как выглянул в окно, и, как и многие, тут же позвонил в 112. Потом он сбежал вниз и вместе с другими в бессильном отчаянии тянул за исковерканные неподъемные куски железа. Он никогда не забудет женщину, которая стояла рядом до вечера и ждала, пока из-под завалов вытащат ее мертвого сына.
Когда Винтер проходил мимо парня, тот что-то прошептал. Винтер наклонился. Парень повторил — нечто вроде «пару крон». Винтер выпрямился и пошел дальше.
В холле квартиры было прохладно и темно, не считая тонкой струйки слабого света из комнаты. Он стащил ботинки и подобрал с пола почту: сообщение компании «Мерседес» о новых моделях, свежий номер полицейской газеты, две открытки от подружек — одна отдыхала в Таиланде, другая на Канарах, — квитанция на книги, которые надо было забрать на почте, и письмо с испанской маркой. Он узнал старательный почерк матери, а в красной капельке на уголке конверта опознал сухое красное.
Винтер отнес почту на кухню, положил на стол, поднял пакеты и стал выкладывать продукты, которые он купил по дороге домой: филе палтуса, баклажан, желтый сладкий перец, кабачок, помидоры, оливки каламата, пучки тимьяна и базилика.
Потом он порезал баклажан, посолил, вытащил косточки из оливок. Включил духовку, налил в керамическую форму немного масла, порезал перец, томаты и кабачок. Слегка отжал кабачки и обжарил их на большой сковородке. Выложил овощи вместе с оливками и чесноком слоями в форму, порезал сверху зелень, побрызгал оливковым маслом и провернул пару раз мельницу с перцем. Поставил все в духовку вместе с несколькими картофелинами, разрезанными пополам и посыпанными крупной солью. Через пятнадцать минут он положил на овощи палтус.
Ел он свой обед в гостиной, в тишине, без книги, только смотрел в окно на город. Запивал минералкой. «Надо бы почаще самому готовить, — думал он. — Это успокаивает нервы. Я могу быть самим собой и делать, как я хочу, не оглядываясь на других».
Винтер невольно улыбнулся. Он понес посуду на кухню и услышал, как лифт, прокряхтев, остановился на его этаже. Открылась и закрылась дверь, и через несколько секунд в его дверь позвонили. Винтер посмотрел на часы. Двадцать один час. Он открыл. Это оказался Болгер.
— Я не очень поздно?
— Заходи, не стесняйся.
Юхан Болгер зашел, стянул куртку, скинул кроссовки.
— Будешь кофе? — спросил Винтер.
— С удовольствием.
На кухне Болгер сел у стола, а Винтер стал заправлять эспресс-машину.
— Чтобы мы уже точно сегодня не заснули, — сказал он.
— Не думаю, что я расскажу тебе что-то усыпляющее. Впрочем, и терять сон особо тоже не от чего.
— И все-таки ты с чем-то пришел. Последний раз ты был у меня сто лет назад.
— Честно говоря, я плохо помню. Был как бы не очень трезв.
— Ты был на что-то очень зол.
— Всегда что-то…
— Что? Может, тебе у зубного провериться?
Болгер ухмыльнулся.
— Такое впечатление, что зубы тебе мешают. Слова наружу не выходят.
Винтер налил кофе, поставил чашки на стол и сел напротив Болгера.
Он сегодня сосредоточенный, подумал Винтер, но в остальном не сильно изменился со времен гимназии. Если, конечно, не приглядываться.
— Что удалось узнать? — спросил Винтер.
— Он оказался популярной личностью — впрочем, как практически все бармены.
— Ага, по крайней мере в начале вечера.
Болгер отпил кофе и поморщился:
— Напоминает расплавленный асфальт.
— Прекрасно.
— Так и задумано, что его надо жевать?
— Конечно.
— Вокруг тех, кто работает в барах и клубах, всегда вьется много народу, но друзьями их назвать нельзя… Кажется, это называется «поверхностные контакты».
— Помимо этого, Робертсон мог иметь и друзей тоже.
— У него были парни, — сказал Болгер и допил кофе, на этот раз даже не поморщившись.
— Все-таки парни?
— Так говорят. По крайней мере Дуглас, хозяин его заведения. Прямых доказательств нет, но… это всегда чувствуется. Дуглас упоминал пару имен, я их записал. — Болгер достал бумажник, вытащил листок и протянул Винтеру.
— Спасибо.
— Они его ровесники, насколько я понял.
— Хорошо.
— Гомики, наверное.
— Ага.
— Не знаю, способны ли они на насилие.
Винтер прочитал имена и засунул бумажку в нагрудный карман. Отпил кофе.
— А как отреагировали другие бармены на это убийство?
Кофе был крепкий, как лекарство, которое люди зачем-то принимают добровольно.
— Приятного, конечно, мало, но особенно никто не испугался. Его ведь убили не за то, что он работал в баре?
— Нет.
— Бывает, что бармен ошибается в дозировке и неудовлетворенный коктейлем клиент ходит, вынашивает планы мести и потом мстит — это да.