Танец ангела
Шрифт:
— А что там?
— Здание полиции.
— Я поняла.
— Вот и все мои поездки. Велосипедные, как правило.
— А сейчас ты куда?
— Лондон.
— Это настоящая командировка, хоть я и не люблю Лондон.
— Мы уже это обсудили. Ты что-то хотела?
Среди обычных шумов на линии, кажется, можно было различить обрывки слов, вплетающихся друг в друга, остатки неизвестных голосов, говорящих на новом загадочном языке.
— Я не могу позвонить своему сыну просто так?
— Я уже подъехал, — соврал он.
— После разговора с тобой я позвонила Карин, ты же спрашивал. Она сказала, что ты был очень добр с ними.
Винтер промолчал.
— Еще она сказала, что Лассе очень плохо все это перенес и она сама не ожидала, что справится лучше, чем он.
Водитель сбавил скорость и перестроился направо. Сзади раздался шум, и Винтер оглянулся. Автобус их догнал и держался впритык и, казалось, готовил безумный обгон прямо под знаком «уступите дорогу» в сотне метров впереди.
— Это сложно пережить, — сказал Винтер.
— Не слышу!
— Им придется многое еще пережить после смерти Пэра. Это надолго.
— Кретин безмозглый! — закричал водитель с диким взглядом, хотя минуту назад стеклянные глаза не выражали ничего. Он злобно смотрел в зеркало заднего вида, не на Винтера, а на автобус, который резко затормозил и остановился в полуметре от идущей за ним машины.
— У них с головой не в порядке, — сказал он, взглянув в зеркале на Винтера. — Носятся, прямо им не терпится.
— Он по расписанию ездит, наверное, пора было остановиться, — закрыв микрофон, пошутил Винтер.
Водитель хмыкнул.
— Эрик, что ты сказал?
— Ничего.
— Что ты там делаешь?
— Я приехал в аэропорт.
— Не забудь позвонить Лотте.
— Не забуду. Пока, мама.
— Смотри, чтобы в Лондоне…
Он опустил телефон и нажал отбой.
В зале вылета он отстоял четверть часа в очереди и наконец протянул женщине за стойкой билет и паспорт. Справа шла регистрация рейса на Канары, и над толстой длинной очередью витал шепоток радостного предвкушения.
Винтер попросил место в проходе, желательно у экстренного выхода — это из-за ног, и в салоне для некурящих. Но оказалось, что Британские авиалинии уже запретили курить на всех рейсах.
Когда женщина закончила с его бумагами, он подумал о тех бесконечных списках пассажиров, что поступали в его отдел. Непомерная работа: все, кто прилетел в Гетеборг из всей Британии в последние два месяца. Зато есть что показать, если кто поинтересуется: да, вот лежат полные списки, у нас есть вся информация. Когда вы дадите нам еще три тысячи сотрудников и три года на расследование, мы проработаем эти списки, а вам остается надеяться, что убийца летел под настоящим именем.
«Корпят ли над ними люди Макдональда? — подумал он. — Наверняка списки просто валяются, как и у нас. Но никогда нельзя знать заранее. Не угадаешь». Он взял свой билет, паспорт, посадочный талон, улыбнулся женщине, проследил взглядом уплывающую от него сумку и пошел на паспортный контроль.
По сравнению с солнечным светом на улице в лесу за домами было холодно и темно. Дыхание Анеты Джанали зависало в воздухе облачками.
— Ты ведь к такому не привыкла? — спросил Фредрик Хальдерс.
— К чему?
— К морозу. Ты же такого раньше не видела?
— Выражайся яснее, — сказала Анета, хотя уже поняла, к чему это он.
— Это называется снег, — показал Хальдерс. — И мороз.
Он попытался схватить воздух.
— Ну-ну.
— У вас дома такого ведь не было?
— Где дома?
— Ты же сама прекрасно знаешь, где был твой дом.
— Скажи сам.
Хальдерс повернулся и посмотрел сверху вниз на черное лицо Анеты рядом с ним.
— В Уагадугу, — наконец сказал он.
— Чего?
— В Уагадугу, ты же оттуда.
— Ах вот что.
— Столица Верхней Вольты.
— Надо же.
— Теперь больше известной как Буркина-Фасо.
— Впервые слышу.
— Ну как же, Буркина-Фасо, — повторил он.
— Я родилась в Западном роддоме Гетеборга.
— В Уагадугском отделении Западного роддома Гетеборга, — сказал он, и они оба расхохотались.
Они вошли в первый дом по той улице, где все произошло. Подъезды соединялись внутри переходами, и в одном из них еще недавно жил Джейми Робертсон.
Они обходили квартиры по второму разу, чтобы найти тех, кто не был дома при первом обходе и не откликнулся на оставленные сообщения.
Неяркое позднее утро непривычно освещало город, глухими отблесками, как матовая лампа, но после темной зимы любой свет был удивителен.
Анета Джанали позвонила в первую дверь. Слышался шорох и голос с верхнего этажа. Только после третьего звонка за дверью раздались шаги. Дверь широко открылась. Мужчина лет тридцати пяти — сорока, с пышной шевелюрой, в широких подтяжках поверх белой рубашки и с расстегнутыми манжетами — похоже, его застали в процессе сборов на вечеринку. На шее болтался незавязанный галстук. Тусовка среди недели, для своих, подумала Анета. Мужчина выглядел элегантно, но слегка потрепанно, и дрожащие руки и увлажненные глаза выдавали любителя алкоголя.
— Да?
— Полиция, — бухнул Хальдерс с обычной бесцеремонностью.
Эта работа как раз для него, подумала Анета. Он любит вторгаться в дома. Оттого он и ходит тут год за годом и не продвигается дальше. То ли он сам не осознает причины, то ли уже поздно что-то менять.
— Да? — сказал мужчина и взялся за галстук. Итальянский, подумала Анета, кажется, шелковый, и, наверное, дорогой. Винтер сказал бы точно.
— Можно войти на минуточку? — спросила она.