Танец ангела

Эдвардсон Оке

— Но не детская порнография, например.

— А где границы?

— Где-то в подземельях какого-нибудь магазина или склада проходит граница, которую некоторые могут перейти.

— Достаточно зайти в Интернет. Но тут ты знаешь точно больше меня.

— Не факт.

— Правда, людей по Интернету не убивают.

— Не факт.

— Можно, я тебя одну вещь спрошу, Эрик. Ты когда-нибудь брал напрокат порнофильм?

— Нет.

— Смотрел порнофильм в клубе?

— Нет.

— Тогда ты

не представляешь, о чем речь.

— А о чем?

— Я имею в виду, что ты и на грамм не испытывал того, что заставляет людей покупать все это порно.

— То есть это какое-то иное чувство?

— Я не знаю, но ты всегда увлекался, так сказать, эротикой, по крайней мере в молодости. Но ты удовлетворял естественные потребности максимально естественным путем.

— Как интересно ты рассказываешь.

— Это не шутки, суть в том, что иногда другие варианты выходят на первый план. И главное тут — не физический контакт. Скорее даже наоборот. Эмоции сильнее при отсутствии прямого контакта, поскольку не сдерживаются ничьими требованиями.

Винтер молча слушал. Болгер сам налил ему еще один стакан воды. Женщины уже ушли, тихо, без прощальных подмигиваний.

— Большинство любителей подглядывать в окошко в тайной комнате смертельно перепугаются, если им дадут подержаться за тело. Эти несчастные шарахаются от реальных контактов, — сказал Болгер.

— Я понял.

— Но аппетит растет, и голой бабы на картинке не хватает. Есть особо тяжелые случаи, эксклюзивные клиенты.

— И их аппетиты не знают границ — ты это хотел сказать?

— Я пытаюсь сказать, что они хотят подойти так близко к реальности, как только можно, не вступая при этом в непосредственный контакт. Вплотную к реальности. Тогда требования к продукту очень высоки. Неимоверно, адски высоки. Понимаешь, нет?

— У тебя там какие-то имена были.

— Но они не связаны с тем, о чем я сейчас говорил.

— Кто знает, посмотрим.

— С тобой действительно никогда нельзя знать заранее.

— Я тебя тоже не всегда понимаю.

Трое у стола в середине зала ушли, махнув Болгеру на прощание, и они остались одни. Болгер поставил для Винтера Альберта Айлера, импровизацию на тенор-саксофоне, запись 17 июля 1964 года, Эрику Винтеру четыре года и три месяца.

— Скажем, когда ты организовал джаз-клуб в гимназии, тебя мало кто понял, — прокомментировал Болгер музыку.

Винтер проводил небольшие концерты для желающих в их частной гимназии. После него инициатива заглохла.

— Слышал, как Джон Чикай сейчас сыграл на альт-саксе? — спросил Винтер.

Болгер закрыл глаза.

— Мне тебя не понять. Деньги сделали тебя другим человеком.

Винтер усмехнулся и посмотрел на часы.

— Ты много размышлял в то время?

— В школе? Только когда видел тебя, — ответил Болгер.

— Врешь ведь.

— Конечно.

— Я особенно тогда не думал.

— Смотря о чем.

— Обо всем, — сказал Винтер. — Было такое непонятное время, что я никогда не знал, что, собственно, произошло вчера и что происходит сегодня. Никакого контроля над собственной жизнью.

— А сейчас он есть?

— И сейчас нет.

Джаз стучал в стены, скакал по столам. Дым улегся на пол с уходом последних посетителей.

— Не знать, что происходит вокруг тебя, — это хорошее описание твоего образа жизни, — сказал Болгер.

— Только на работе.

— Это тебе так только кажется.

Болгер отошел к выключателям и приглушил свет. На кухне бурчала посудомоечная машина.

— Людям свойственно ошибаться, — сказал Винтер.

— Например, следователям.

— Рано или поздно ошибка всплывает, и мы исправляем ее. Так всегда.

— Но может быть слишком поздно.

— Поздно? Для кого поздно? Для жертвы или для полиции? Или для общества?

Юхан Болгер пожал плечами.

— Все могут ошибиться, но мы находим абсолютно все ошибки, — сказал Винтер. — И свои, и чужие. Это только вопрос времени. Так мы работаем. По крайней мере у меня так.

Болгер тихо поаплодировал в знак восхищения. Было далеко за полночь. Он зевнул.

— Ты нашел работу своей мечты, — сказал он.

— Да.

— Так что происходит сейчас?

— Где?

— Когда ты полетишь в Лондон по-настоящему?

— Послезавтра, я думаю.

— Я там сто лет не был.

— Да, ты говорил. Так слетай.

— Ты так часто там бываешь.

— Сейчас уже реже.

— Да брось. А ботинки, которые тебе делают на заказ в том магазине для снобов? Ты же не такой, как все.

— Каждый человек уникален.

22

Винтер бродил по этажу, возвращался к своим записям на рабочем столе, читал, шел бродить опять.

Завтра снова Бекман, или нет, сегодня. Важный свидетель? Это станет ясно после попытки составить фоторобот. Показания остальных тоже сливаются в базу Меллестрёма.

Удастся ли им приоткрыть занавес? Было ясно, что в городе ведется некая отвратительная деятельность — не широко, но постоянно. Да и почему бы ей тут не быть? Швеция не отгорожена от остального мира. Напротив, она давно уже ассоциируется с порнографией. Правда, раньше это означало сексуальное освобождение: прочь одежды. Да еще эти наивные законы, рассчитанные на прежнее общество, — а ведь оно стало жестче, грубее. Люди меняются. Пожирают самих себя. Подпитываются от унижения других. В чем причины? Наверное, неспособность власти, упрощенное понимание корректности и вечные слова, слова, слова.