Танец ангела
Шрифт:
Их темп ускорялся, и ему пришлось опереться левым коленом на кровать и держать ее двумя руками за бедра, удерживая всей силой, когда она задрожала, закричала и замотала головой; и он двигался быстрее, быстрее и быстрее, и у него потемнело в глазах, как будто вся его кровь устремилась в нее, он почти потерял сознание. Они прижались друг к другу в последнем порывистом движении, и он не сразу ее отпустил.
19
После того как основательно нападал снег, пришел холод. За ночь все застыло
Ларс Бергенхем протрусил на кухню, сварил кофе, поднял жалюзи и выглянул в окно. Деревья оказались завернуты в несколько слоев изморози. Пока он стоял у окна, туманная дымка рассеивалась и цвета обретали обычную силу. Ему пришло в голову, что цвета уходили переночевать, а теперь возвращаются и один за другим проскальзывают на свои привычные места. Куст, бесцветный до прозрачности, потемнел сразу, как часы показали восемь, позади из снега вырос едва видный ранее деревянный забор, а его машина обрела очертания и блеснула под брызгами солнца из-под снежного капюшона.
Сегодня он работал в вечернюю смену. Мартина еще спала. Ему почему-то не сиделось на месте, как будто кто-то нашептывал что-то в груди. Он залпом выпил кофе, поставил чашку в посудомойку и пошел в ванную. Умылся, почистил зубы, потрогал языком обломленный край зуба — при полоскании побаливает от горячего.
Стараясь не шуметь, Ларс Бергенхем вернулся в спальню и выбрал из шкафа одежду, складывая ее на стул у двери. Мартина заворочалась в полусне, одеяло сползло и обнажило бедро, теплый холмик живого посреди белого пейзажа постели. Он подкрался и тихонько провел по коже пальцами, а потом губами. Она вздохнула не просыпаясь.
Он оделся: свитер потолще, ботинки потеплее, кожаная куртка, шапка, перчатки. Дверь открылась с трудом, снаружи припирал свежий снег.
Пришлось взять лопату, разрубить наст, лежавший, как крышка, на мягком снеге, проложить дорогу к машине. «Летом надо обязательно положить навес, — думал он. — Если, конечно, удастся найти недорогие доски».
Он смахнул с машины снег и попытался ее открыть, чтобы достать скребок, но ключ не влезал даже на миллиметр. Он тупо стоял и смотрел на пузырек с маслом для замка, лежавший в кармане пассажирской двери. Как глупо, подумал он.
Бергенхем попробовал всунуть ключ в другие двери и в багажник, но ничего не вышло. Тогда он пошел в сарай, откопал проволоку, просунул ее между дверью и стойкой и через десять секунд был внутри. Оставив ключ на крыше, он залил масло во все замки, попробовал открыть — результат был налицо. Он засунул пузырек в карман, взял скребок и стал аккуратно счищать лед со стекол. Когда все было готово, он почувствовал удовлетворение, как будто умыл, побрил, причесал автомобиль перед выездом в люди.
Мотор кашлянул, Ларс врубил обогреватель на полную мощность, нажал на кнопку радио, и в салон ворвался Фил Коллинз. Дорога шла вдоль канала. Вскоре ему надоело, и он поставил кассету группы «Р.Е.М.», лежавшую у него в бардачке уже лет пять. Тогда, сразу после выхода, диск «Автоматика для народа» занял второе место в британских чартах, он хорошо это помнил, потому что как раз той зимой, в 1992-м, у него был последний семестр в полицейской школе и часть его они проучились в Лондоне. Он был счастлив и пьян в пабе «Ковент-Гардена» и проснулся в постели с веселой девчонкой у нее дома в Камдене, но как он туда попал, вспомнить не удалось.
Автоматика для людей.
«Я автоматически встаю на сторону людей, потому что это моя работа», — говорил он тогда в пабе, и она улыбалась ему и флиртовала до самой постели.
Весной он встретился с Мартиной.
Он ехал в южном направлении, через километр поле уступило место урбанистическим пейзажам. Справа дымилась труба завода «Вольво», впереди громоздился мост, нависая с небосклона, цистерны с нефтью блестели и резали глаза.
На шоссе медленно двигалась вторая волна часа пик — конторские служащие ехали в центр города.
Въехав на середину моста, он бросил взгляд направо, на фиолетовую линию горизонта, — в разное время года она выглядела по-иному. Зимой горизонт большей частью был закрыт от взоров, как будто посреди моря выросла стена. Но таким утром, как сегодня, синева расступалась и светлела вдали. Город снова открыт.
Съехав с моста, он без цели поехал на запад. Беспокойство в груди не проходило, впрочем, ему было не привыкать к такому состоянию, когда некто нашептывает в ухо и надо ехать или идти… В последнее время оно только усилилось. Ему пришло в голову, что это может быть связано с мягким тупым конусом, торчащим из живота Мартины, и ему стало стыдно за свои мысли.
Доехав до площади Фролунда, он развернулся и поехал обратно через туннель. Под землей он чуть не потерял сознание, но туннель кончился, и он затряс головой и заморгал, когда свет обжег его глаза. Его вдруг одолел страх, предчувствие нехорошего, бросило в дрожь, и он попытался провернуть дальше уже повернутый до упора регулятор тепла. Обратно через мост он ехал, уставившись прямо перед собой.
В Молнлике такси занесло на повороте. Вылетев на соседнюю полосу, машина выровнялась и просвистела мимо рейсового автобуса. Настоящее ралли Гетеборг — аэропорт Ландветтер, подумал Винтер. Он не опаздывал, но, похоже, для таксиста было делом чести добраться до аэропорта так быстро, как только возможно.
Из внутреннего кармана куртки зажужжал телефон. Винтер вытащил антенну и услышал запыхавшийся голос матери — должно быть, устала от утренних пробежек между холодильником и кухонным столом.
— Эрик! Ты дома?
— Я еду в аэропорт.
— Ты такой умница, Эрик.
Эрик смотрел на шофера. Тот сидел с остекленелыми глазами, как будто готовился вывернуть руль и врезаться на всем ходу в скалу у дороги.
— Ты часто ездишь по работе.
— Обычно не дальше площади Эрнста Фонтелля.