Танец ангела
Шрифт:
Она приводила слова Матфея. Ханне собиралась говорить о том, что происходит вокруг них сейчас, но ей никогда не удавалось точно следовать намеченному плану. Зло существует всегда, оно где-то рядом, иногда в явном виде.
«И Петр, отозвав Его в сторону, принялся Его отговаривать: „Боже Тебя сохрани, Господи! Только бы этого с Тобой не было!“ Он же, обернувшись, сказал Петру: „Прочь, сатана! Ты вводишь Меня в соблазн, ибо мысли твои — не Божьи, но человеческие“» [3] .
3
Пер. С. Аверинцева.
Соблазнитель в образе друга. Ханне Эстергорд говорила об этом, не боясь внести раздор в общину: здесь люди могут доверять друг другу.
На горке улицы Улофа Скотконунга на льду буксовал ржавый автомобиль. Сзади его толкали двое мужчин, и один из них подмигнул проходившей мимо Ханне: теперь не помешает помощь короля Улофа. Улыбка, взмах руки, стирающей пот со лба, и вдруг колеса нашли опору, и вверх взвилось снежное облако.
Ханне сгребла снег с лестницы, немного нападало и в холл.
— Я сделала кекс, — сообщила Мария.
Это был уже четвертый кекс за ее каникулы.
— Прекрасно.
— Я положила в этот раз на два яйца больше.
— Пахнет замечательно.
— Тебе не кажется, что он слишком рыхлый?
— Ни капельки, — ответила Ханне, — ты стала настоящим профи.
— Я передумала и теперь хочу практику в кондитерском цехе.
— Не поздно менять?
— Я спросила — говорят, можно, завтра договорюсь окончательно.
Кофе уже был сварен, посередине стола на блюде стояла форма, и когда Мария ее подняла, на форме не осталось и следа. Красивый кекс, как раз для первого дня поста.
— Я научилась, как надо смазывать и посыпать крошками форму.
— Прекрасно.
«Она научилась и класть сахара ровно столько, сколько надо», — подумала Ханне, смакуя душистый мягкий кусок.
Раковина была полна посуды с остатками жидкого теста. Кончик носа Марии был обсыпан мукой, и Ханне опять подумала: до чего же девочка напоминает своего отца; хоть бы она была похожа на него только внешне, хоть бы соблазны ограничивались ежедневным кексом или ежечасным, если уж так надо.
Ханне Эстергорд родила в двадцать один год, они съехались с отцом ребенка, но выдержали всего полгода. Быстро выяснилось, что они друг друга плохо знают и узнавать не хотят. Он уехал в другой город. Десять лет от него ничего не было слышно. Может, он умер. Ханне видела, что эта мысль приходила и дочери. Им обеим было не по себе. Ханне пыталась говорить с дочерью об этом, Мария слушала, но вскоре те же вопросы вставали опять. Кексы готовили почву.
Опять завыла сирена и не замолкала; похоже, машина ехала с площади Санкт-Зигфрид. Многое происходило в Гетеборге этим воскресеньем.
— Ты, может, станешь пекарем, — сказала Ханне и отрезала еще кусок.
— Я, собственно, думаю, что я уже пекарь, — ответила Мария с оскорбленным видом.
— Несомненно!
— Сделать еще один? — спросила Мария, но на этот раз это была уже шутка.
Ангела пришла «помочь уложить вещи», хотя Винтер летел налегке, он собирался купить кое-что в Лондоне и потому не хотел забивать сумку.
— Если ты вообще улетишь, — сказала Ангела.
— Небо проясняется.
— Позвони с утра в аэропорт.
— Дельная мысль.
— А зачем ты едешь? Ты надеешься поймать там серийного убийцу? — спросила она и разгладила воротник рубашки, лежавшей в стопке сверху.
— Он не серийный убийца.
— Что?
— Не серийный убийца и не маньяк, — повторил он и кинул в сумку две пары носков. «Надо оставить место для книг из Лондона», — вспомнил он.
— Ах вот как, — сказала она.
— По крайней мере не в том смысле.
— Надо же.
— На самом деле все еще хуже, — сказал он и повернулся к ней. — Подай мне эти брюки.
— Подойди и возьми сам.
— Ты склоняешь меня к глупостям.
— Подойди и… возьми… — сказала она, смотря на него широко раскрытыми затуманенными глазами.
Он перегнулся через кровать, отнял у нее брюки, расправил их и положил на стул. Подошел, взял ее руки, завел их за спину и наклонил ее вперед, к кровати.
— Я… попалась… — проговорила она.
Он поднял подол ее длинной юбки, накинул ей на спину, провел рукой по правому бедру, просунул пальцы под трусы и почувствовал, какая она мокрая, готовая. У него застучало в висках, он издал нечленораздельный звук и подался вперед. Осторожно ввел два пальца поглубже, а левой рукой в это время расстегивал ремень, ширинку — казалось, вся кровь, что есть, хлынула сейчас туда. Он достал его, мгновение подержал у ее ягодиц, с неопределенным звуком, уже погромче, медленно вошел в нее, остановился, только когда уже совсем некуда было продвигаться дальше, и начал длинные долгие движения туда и обратно.
Она охотно двигалась навстречу, и они сразу попали в такт. Он держал ее за талию, и казалось, что она парит под ним в десяти сантиметрах над кроватью.
Он наклонился, протянул руку под ее маленький жесткий свитерок, накрыл грудь — и вот она полностью его, — взял за сосок, опять накрыл грудь рукой. Она повернула к нему голову, и он погладил ее левой рукой по щеке, по губам, она взяла в рот его палец, тогда он сложил пальцы, и ей пришлось раскрывать рот все больше и больше, чтобы как следует сосать их, и язык был почти таким же шершавым, как ее свитер.