Танец ангела
Шрифт:
— У вас есть интересующие нас сведения, и мы бы хотели, чтобы вы постарались вспомнить как можно больше.
— Но я так… устал.
Тут Хальдерс подумал: «Мужик, не заставляй меня говорить, что я имею право задержать тебя на шесть плюс шесть часов».
— Хорошо, конечно, — сказал мужчина, оценив ситуацию, — я только на секундочку…
Он выбежал из комнаты, и из туалета донесся звук мучительно опустошаемого желудка.
— Когда улетает самолет Винтера? — спросил Хальдерс у Анеты.
— Думаю, сейчас. Он сказал, без пятнадцати одиннадцать, и это через десять минут.
— Срочно звони. — Он показал на ее правый карман.
Она достала мобильный и набрала номер.
— Как мы жили без этих наворотов раньше? — сказал Хальдерс про мобильник, больше для самого себя.
— Не отвечает.
— Конечно, он сел в самолет, отключил телефон и сосредоточился на ногах стюардесс и выборе вина.
Они услышали новый приступ из туалета.
— Звони в аэропорт, — сказал Хальдерс.
— У меня нет номера…
— Девяносто четыре, десять, ноль-ноль.
— Ты знаешь наизусть… — Анета набрала номер.
— Я все знаю.
Анета дозвонилась и объяснила, в чем дело, и за две минуты до того как самолет вырулил на взлетную полосу, стюардесса, только что проверившая посадочный талон Винтера, назвала его имя по громкой связи. Он встал и через полчаса вышел из машины на площади Эрнста Фонтелля.
20
Мужчину звали Бекман, и он пропьянствовал весь отпуск на лоджии в отеле «Альтамар» в Пуэрто-Рико с чудесным видом на линию горизонта с запада на восток. Протрезвел в самолете домой. Больше он ничего не мог сказать.
Он был не первым свидетелем, которого они привозили. Но в этот раз, казалось, они нашли настоящее — такое предчувствие было у Винтера, когда он налегке выходил из лифта. Сданную в багаж сумку он получит позже, после того как она слетает в Лондон.
Бекман страдал с похмелья, до белой горячки ему было еще далеко, но двигался дергано, как под неслышимый хип-хоп. Действительно ли он водит трамвай? «Сядем в трамвай, идущий в небеса, Иисус за рулем, и Господь Бог кондуктор», — пронеслась в голове у Винтера строчка из песни. «Веселое прибытие домой для Бекмана, а я так даже не уехал».
Он представился. Зашуршал диктофон. В коридоре кто-то громко и коротко рассмеялся.
— Я очень мало помню, — сказал Бекман после необходимых формальностей в начале допроса.
— Во сколько вы вернулись домой тем вечером, или ночью, когда вы видели Джейми Робертсона с этим… человеком?
— Сразу после двенадцати. В начале первого. Хотя на самом деле было не так.
— Что было не так?
— На самом деле я вернулся назад, после того как я увидел их первый раз, и тогда, кажется, я увидел этого мужчину опять.
— Вы видели его два раза?
— Я где-то потерял мой шарф, это, может, звучит странно, но он куда-то делся, и я подумал, что он мог выскользнуть, когда я расстегнул пальто в подъезде, и я пошел назад и увидел его со спины, он поднимался по лестнице.
— Он был один?
— В этот раз один.
— Попытайтесь его описать.
— Это сложно.
— И все-таки попытайтесь.
— Есть одна закавыка.
— Какая?
— Не знаю, как это выразить.
Винтер ждал. В коридоре опять раздался смех. Это могло как помочь Бекману расслабиться, так и, наоборот, обеспокоить. «В эту минуту мои люди обшаривают все в его квартире. Он убил мальчика и тут же улетел. Сейчас он признается в этом, а потом и во втором убийстве. Может, и в Лондоне он был. Да, мы молодцы, мы можем раскрыть дело одним движением руки — потому что мы так тщательно все проверяем. Вечером мы сможем праздновать, по крайней мере до следующего раза. Как много зависит от случая, внезапного везения. Или, наоборот, от широты охвата, соблюдения процедуры, опыта. Говори же, что это ты убил, и ничего не оставалось, кроме как улететь высоко в небо».
— Похоже, что я увидел что-то знакомое… Так мне теперь кажется, когда я вспоминаю, — сказал Бекман.
Винтер молча кивнул. В углу дышал кондиционер, но воздух в комнате всегда был спертый, и всегда стоял легкий запах — кажется, смесь пота и одеколона для бритья. Трубка лампы дневного света бросала тени, углубляющиеся и удлиняющиеся с приближением вечера. Винтер еще не включал настольную лампу. Он снова ободряюще кивнул.
— Это его куртка, вот что я сейчас припомнил или еще тогда обратил внимание.
— Она была вам знакома?
— Я не знаю почему, но мелькнуло что-то связанное с трамваем.
— С трамваем?
— Да, когда сидишь в этой будке целый день, иногда замечаешь каких-то людей. Не так часто, как раньше, когда мы годами ездили по одной линии, но все равно.
Бекман поднял стакан трясущейся рукой и отпил воды.
— Тех, кто ездит регулярно, запоминаешь, — сказал он и поставил стакан обратно.
— Вы его узнали?
— Мне кажется, что я несколько раз видел кого-то в такой же куртке, больше ничего не могу сказать.
— В какой именно куртке?
— Пытаюсь понять…
— Какой цвет?
— Черная кожаная куртка, но выделялась она не этим…
— Кожа?
— Что-то вроде… — Бекман подбирал слово. — Нет, не могу сказать.
— Пуговицы?
— Пуговицы… нет.
«Черт, — думал Винтер, — нам придется протащить его по всем магазинам Гетеборга».
— Надпись на спине?
Бекман покачал головой:
— Не помню. Но что-то там такое было.