Танец ангела
Шрифт:
— Я только передал, что слышал.
— Что ты имеешь в виду конкретно?
— Господи, Эрик, ты же меня знаешь. Ты посылал ко мне парня. Я беспокоюсь.
— Бергенхем знает, что делает. Если он встречается с девицей, значит, у него есть цель.
— Да, обычно так и бывает.
— Я сейчас не об этом.
— Мне кажется, парня занесло не туда.
— Он знает, что делает.
— Это небезопасно.
— Разве речь не о совершенно легальных заведениях, как ты сказал?
— В общем, да…
— Тогда в чем опасность?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Если ваши подозрения имеют основания, то это опасно.
«Это и должно быть опасно, — думал Винтер, для этого все и затевалось. Бергенхем должен подойти вплотную к опасности и успеть отойти. Он с этим справится и станет отличным полицейским».
— Спасибо, что контролируешь ситуацию, — сказал Винтер.
— Я бы не сказал, что я контролирую, я просто передал, что услышал.
— Если ты услышишь что-нибудь еще, дай мне знать.
— Ты понимаешь, насколько это серьезно?
— Понимаю.
— Что ты будешь делать сегодня вечером?
Винтер посмотрел на свой файл на экране. Заняться этим? Или включить телевизор? Он еще не включал его. Кажется, сейчас как раз должны начаться новости, если он правильно помнит.
— Коллеги о тебе не заботятся? — спросил Болгер, не дождавшись ответа.
— Сегодня я хотел остаться один.
— Так что будешь делать?
— Сначала пойду перекусить.
— В индийский ресторан?
— Кажется, китайский. Тут на углу есть известное место.
Винтер смотрел местные новости. Те же пустые, бесцветные картинки, что и дома. Словно цвета небрежно добавили в самом конце. О происшествиях и несчастных случаях сообщали с места событий такие же говорящие головы с обветренными лицами. Торговый центр подвергся ограблению; что-то произошло в парламенте; фотографии Дианы, выходящей из Кенсингтонского дворца, недалеко от того места, где сейчас сидит Винтер с ногами, заброшенными на стол, и слушает новости. Солнечная погода сохранится. Лицо ведущей сияло так же, как солнце на карте позади нее.
Об убийствах не говорили. «А что я ожидал — фотографии Пэра? — думал Винтер. — Порванное объявление, которое украшает сейчас крышу вокзала Виктория? Прорыв в расследовании?»
Опять зазвонил телефон. Ему не очень хотелось брать трубку — можно же оставить сообщение, — но это мог быть Макдональд, и он ответил.
— Эрик! «Простой тюльпан в особый день…» — напели в трубке строчку из старой песни.
— Привет, мам.
— Поздравляю с днем рождения!
— Спасибо, что позвонила.
— Какая мать не позвонит своему ребенку в день его рождения? Ничто не остановит.
— Да.
— Отец передает привет.
— Передай ему тоже.
— Что за погода в этом ужасном городе?
— Сияет солнце.
— Не верю.
Винтер промолчал. По телевизору началось шоу. Двое на сцене отпускали шутки, зрители смеялись. Они смеялись так громко, что трудно было различить, что именно говорят на сцене. Винтер взял пульт и убавил громкость.
— А здесь был чудесный день.
— Разумеется.
— Ты раскрыл дело?
— Почти.
Винтер услышал второй голос рядом с матерью.
— Папа спрашивает, купил ли ты сигары.
— Купил.
— Ты должен позвонить Лотте.
— Да.
— Она опять звонила. Она очень переживает, Эрик.
— Конечно.
— Так как ты отмечаешь день рождения?
— Я пью чай в номере и пишу кое-какие заметки на лэптопе.
— Это звучит ужасно скучно.
— Я сам выбрал такую жизнь.
— Ты остановился там же, где и раньше?
— Да.
— По крайней мере у тебя большая квартира.
— Да.
— Но там такое движение на этой улице.
— Я жду звонка от коллеги.
— В день рождения?
— Я же приехал сюда работать, мама.
— Тебе надо иногда расслабляться, Эрик.
Он услышал, как за стеной по трубам побежала вода. Соседи сверху посетили туалет. Было похоже, что они подслушивали разговор и теперь их терпение истекло и они смывали болтовню.
— Спасибо, что позвонила, мама.
— Мой мальчик, сделай что-нибудь приятное сегодня.
— Пока, — сказал Винтер и нажал отбой.
Шоу продолжалось. Он опять прибавил громкость. На сцене соревновались две пары. Надо было надеть футбольную форму на партнера, не уронив мяч, висевший на собственном животе под свитером. Участники смеялись как сумасшедшие, и публика тоже, и далее ведущие. И Винтер начал смеяться, громче и громче, почти до слез, как будто смех давно копился в нем и теперь вырвался на свободу. Лицевые мускулы тоже надо тренировать, черт возьми, подумал он. Смех на экране утих до отдельных всхлипов. Винтер пошел на кухню, достал из холодильника бутылку испанского вина «Кава», которую он купил в магазине на Марлоез-роуд, недалеко от отеля, и налил треть стакана.
«Это убого, но это та жизнь, которую я выбрал», — подумал он и отпил. По языку побежали пузырьки. Он взял стакан и направился опять к дивану. Но монитор горел, как беззвучное напоминание о жестокости мира. Он прошел мимо дивана, открыл окно. Вечер был желтоватый, закоптелый — от фонаря за домом. Кромвель-роуд угадывалась по накрывавшей ее вуали слабого шума. На несколько секунд завыла сирена, резко оборвалась. Так город исполняет джаз, думал Винтер.
Он зажег «Эспешиал», пахнущую кожей и сушеными тропическими фруктами, и не спеша выдыхал дым, который уплывал в окно и поднимался в небо цвета индиго. За завитками дыма ему вдруг почудилось лицо — нечеткое лицо холодного как лед убийцы.