Танец на лезвии бритвы
Шрифт:
Если мысли крепкие то останутся, а если первые попавшиеся то и не жалко.
"Мысли не исходят из сердца, а созревают в нём". Брат Мапутра.
…жаль Барсика…
Мир несправедлив — ибо какая карма была у этого безгрешного существа.
"Думать, что ты всё можешь сделать и сделать все, что ты можешь, — совершенно разное". Брат Мапутра.
Так всё хорошо, что невольно подумаешь — надолго ли.
Секс есть средство выражения любви.
"Не нравится среда обитания — смени её". Брат Мапутра.
"Маска на столе вечности. Сколько их? А сколько я уже поносил? А сколько ещё придется примерить? Великая тайна сие есть". Подражание Б.М.
Дата из тех, что зарубкой на памяти.
Жизнь не люблю, а живу.
Хотелось бы поймать эту сущность, которая навевает мне мысли о сладости самоубийства и раскрутить хорошенько за хвост.
Критика — это тёплый ветер, ерошащий перья, а злопыхательство — студёный.
Ни пуха, ни пера — поэт после критики.
— Хм, пора спать, а то будет — Петька и мозгоклюй, — Александр Шмелёв у Кузьмича.
Глава 2. Спирит-сеанс
Виктор жил в Старой Риге. Довольно приличная квартира. Когда разбогатею куплю такую же. Я нажал клавишу домофона.
— Кто?
— Это Александр.
Щёлкнул замок. Дверь приоткрылась.
— Магия магией, а техникой не брезгует… — пробурчал Вася.
— Когда папуасы первый раз увидели часы, они подумали что там кто-то внутри. Сидели и ждали пока обед вылезет.
Мы поднялись по лестнице, и я постучал в искомый номер.
— Не заперто! — донёсся голос хозяина.
В прихожей мы разулись. Виктор указал на тапочки, стоящие под зеркалом. Мы обменялись крепким рукопожатием и, сопровождаемые хозяином, прошли в комнату.
В воздухе плавали разноцветные дымки — каждый со своим ароматом, в столешнице черного дерева отражался старинный бронзовый подсвечник с алыми свечами. Меблировка состояла из дивана, обтянутого черной кожей и таких же кресел. На диване сидела некая молодая особа — жгучая брюнетка, с весьма неплохими формами. Её тёмно-вишнёвое облегающее макси прекрасно сочеталось с матовой обивкой. Мужчину в кресле я сначала не заметил. Возникло ощущение, что он возник буквально ни откуда — как чёртик из табакерки.
Одет он был во всё чёрное. И, судя по покрою, весьма дорогое. С левого запястья небрежно свисала изящная золотая цепочка, в виде перевитых в страсти змей. Он был тщательно выбрит и пах голубыми лагунами и долларами. Его можно было даже назвать красавцем. Но мне он не понравился. Не оттого что голова его была тщательно выбрита — за время работы в газете я навиделся и бандитов и крутых. Не из-за манер — как раз манерничаньем он не занимался. Не понравился и всё.
— Господа, давайте я вас представлю. Александр, Василий, правильно?
— Ага! — Вася, наконец, перестал поедать глазами даму.
— Ирина, — головка девушки на диване изящно наклонилась.
— Ромуальд. — кресло нехотя скрипнуло.
— Ну вот. Теперь вы представлены. Ирина и Ромуальд нужны для совершенного круга. До полуночи осталось не так и много, скоро начнём.
Хозяин удалился на кухню, и повисла напряжённая тишина. Мы сели на диван. Классное ощущение — словно на облаке паришь. Самое трудное — это найти первое слово. Именно от него многое зависит. И вот мы сидели, сидели и лично мне ничегошеньки в голову не приходило. Ромуальд, казалось, дремал.
— Смотрит, как пасёт, — рот Василия прижался к моему уху.
— Нехорошо шептаться в компании.
— А. Какая компания! У нас деловой визит…
Ирина, потянувшись всем телом, коснулась его плечом.
— Ой, извините.
— Я сама виновата…
Вася смущённо подал ей сумочку — что бы перехватить её в полёте ему пришлось опереться на тугое девичье бедро. Вошёл Виктор, держа в руках поднос с бутербродами и маленькими чашечками с дымящимся кофе.
— Ну-с, господа — приступим к трапезе, как говаривал один мой знакомый камер-юнкер.
Все присутствующие уселись за стол и приступили к ужину. Не люблю я кофе, тем более на ночь, но напиток так благоухал, что рука сама потянулась к подносу. На каждого пришлось всего по паре бутербродов, но, как ни странно, я насытился. К чувству отсутствия голода добавилось полное умиротворение и любовь к ближнему. Даже к бритому под Котовского Ромуальду.
Виктор вынес поднос и быстренько вернулся. Добавил ещё палочек и зажёг свечи. Взглянул на часы.
— До полуночи осталось четверть часа. Пора, господа!
Мы расселись вокруг стола в таком порядке: справа от меня Виктор, влево — Ромуальд, Вася и Ирина. Свет погасили. Свечей доставало осветить только сам стол. Пламя колебалось, отбрасывая ветвистую размытую тень. Алые столбики явно были пропитаны каким то составом. Я первый раз в жизни вдыхал запах огня. Предметы расплывались. Я поймал себя на мысли что ещё немного и я взлечу. Видимо не только я об этом подумал, потому что раздался голос Виктора. Он звучал отовсюду.
— Возьмите друг друга за руки.
Мои крылья соединились с крыльями другого. В голове зазвучало — Две звезды, как в невесомости… Я глянул вокруг — милашка Ромуальд, изумлённое лицо Василия, сосредоточенное Виктора, представил своё, с глазами по пять копеек и чуть не рассмеялся. Попытался привести черты лица в самое аскетичное их расположение, но непослушная улыбка так и растягивала уголки губ. Я сурово сдвинул брови и вспомнил все не выплаченные премии, но зубы продолжали улыбаться. Что б отвлечься я ещё раз пробежал взглядом по сидящим. Ромуальд, довольный как трактор после весенней пахоты, Вася с отрешённым лицом… а где девушка, Ирина? Виктор, таинственно поглядывающий в мою сторону. Неужели она исчезла?! Из закрытой комнаты, квартиры? Но, как и, главное, почему?