Танец на лезвии бритвы
Шрифт:
Карлик величественно простёр руку.
Медленно плавали шары мягко светящиеся золотым светом. Стояли столики, за которыми сидели улыбающиеся люди. Шары иногда касались их голов — тогда по телу струились изумрудные змейки.
От восхищения я не мог проронить ни слова. Шныга тоже замер как вкопанный. Карлик, видимо неоднократно здесь бывавший, бесцеремонно дёрнул меня за рукав — надо отметить, что во всех снах я был одет, не помню точно во что, но что одет это точно. Дёрнул за рукав и говорит — Пойдём.
— Куда… Зачем… — прошептал я — Здесь так чудесно. Ты слышишь?
— Идём, идём.
Мы пересекли огромный зал. На самом деле прошли вдоль стены и совсем немного. Я увидел золотые капли, бесшумно падающие сверху — даже задрав голову я не смог увидеть откуда. Тогда я глянул вниз — из пропасти поднимались золотые шары. Очарованный я подошёл к самому краю и протянул ладонь под золотой дождь. Ещё чуть-чуть, ну!
И тут я услышал крик.
Я отшатнулся — правая нога уже зависла над провалом.
— Что ты орёшь как резаный?! Что мне было бы?
Шныга молча показал на карлика. Довольная улыбка на его лице или сама физия, сменилась явной досадой, сквозь которую так и щерила свои клыки злость.
— Голову лучше всего срубать быстро!
Шныга врезал по оскалившейся морде кулаком. Рукоблуд взвизгнул.
— За что ты его так?
— Подлецу было всё к лицу — даже гроб! — Шныга вразвалку подошёл к карлику. Тот попятился.
— Ах, ты, сявка!
— Да ладно тебе. Я сам виноват — полез до этих капель. Ну не сорвался же! Да и что мне будет — я хотел добавить — во сне, но почему-то слово так и не слетело со связок.
— Я, когда на малине жил, навиделся.
— Чего?
— Этого! Идём отсюда!
— Дорогу помнишь?
— Помню.
Домовой ещё раз огрел карлика по спине. Тот крякнул.
— Сделай так, что б я тебя долго искал…
Подул. Р.Б. исчез.
Пока мы добирались, я получил ответы на все вопросы. Оказалось — касаться золотого дождя надо очень осторожно. Люди сидевшие в зале — влюблённые. И как мир многокрасочен, так и любовь имеет множество тонов и оттенков. Коснувшись дождя я мог воспарить к немыслимым высотам.
— Говорят, даже на седьмое можно добраться! — домовой сел и почесал ногой за ухом.
Но можно и загреметь в провал. И тогда торжествуют страсть, жажда обладания, похоть.
— Да откуда ты знаешь…
Шныга только грустно посмотрел мне в глаза.
— О чём думает молодой холостой мужик, когда просыпается? И делает?
Хорошо, что во снах постоянно сумерки — а в полумраке все кошки серы. Лицо так и загорелось.
— Ну а твой…?
— Рукоблуд, что ли? Так он потом и насыщается, когда… это самое, ну дрочат или ещё чего.
— Неужели всё съедает?
— Таких как он много! Инкубы, суккубы, те же лярвы и курвы… Большая часть эмацы Князю…
Шныга испуганно зажал рот.
— А это кто? Авторитет?
— Князь это Князь. Лучше его не упоминать. Мы уже дома, Хозяин. И ещё — большие люди из дела не выходят — их выносят.
И тут зазвонил будильник.
— Чао!
— Какао! — ответил домовой и стал расплываться
Глава 5. Слушая призрака
Поужинал и сел за дневник.
Нам
Крюгер притащил прикольного пацана. Кликуха Сатан. Лепил, что он белый маг. Записал его базар, по кайфу.
Сделал себе фантом для общения с людьми. Хапнул. Жить по совести — самое крутое. Переход на другой уровень позволяет быть самим собой. Естественность — высшая степень магии. Благодушие — от нищенства духовного. Во что веришь, то и получаешь. Естественности мешают базары. В жизни всегда есть место греху. Мой жирный кролик. (Гоморру по ляжке погладил.) Варюсь в проблемах — не могу вывариться. Не грузи — в каждом заложен Дух Божий.
37
Буба, бухло, водяра — водка.
Меня давно уязвили. Всю жизнь был открытым — а теперь весь внизу. Магия — переосмысление: в детстве смотрел на звёзды, много курил травы — куришь — тебя пробивает! Поднимаешься по чёрной лестнице к Богу. Встретился с духовным учителем. Стал вести аскетический образ жизни. Художник — это не болезнь, это вдохновение. Разрушил своё лунное тело, и осталось вечное. Явился "чёрный человек" и я сполз на уровень базара. Все мы идём по следам ушедших раньше… Белая магия — это прекрасно. Единственное что может спасти человечество. Маги не умирают — они уходят.
Недоверие, недомолвки — очень страшная вещь. Всё то, что я оставил — я за это в ответе. Свобода мыслей, свобода действия — когда ты устремлён на звезду, звезду Сердца. Самая главная ошибка — я обиделся за то, что не признали. Ну и хуй с ними! Мне Господь не нужен — это лапша для рабов, я сам себе Бог!
Какая разница у кого быть рабом — у Бога, что мучает своих слуг обливаясь слезами из сострадания или у Дьявола, который сначала даёт хорошо пожить, и выполняет самые безумные желания, а потом морит в Аду. Весёленькая жизнь у бедного вечно голодного существа. И там — тупик, и здесь клин. Легче умереть, чем не искушаться.
"Как ни крути, а согрешишь и не заметишь". Брат Мапутра.
Шутка! Это вовсе не…
…походило на публичную исповедь. Девушка, приятная во всех отношениях, живописно представила сценку — они устроили групповуху, а в соседней комнате лежала умершая хозяйка квартиры, на что партнёры острили — бабушка отдыхает… Худощавый очкарик рассказал, как бросал кота на раскалённую плиту.
Череп развил тему — котят он прибивал к кресту, одного Иисусом назвал, по приколу