Танец Опиума
Шрифт:
Вдруг Сакура подняла голову, и Итачи довелось увидеть опухшие зелёные глазища, наполненные слезами. Всё лицо официантки было красным, как спелый помидор, но это нисколько не портило её в глазах брюнета.
— Ты ведь не уедешь, правда? — голос её дрожал. — Скажи, что ты не уедешь!
Учиха-старший даже пошатнулся от изумления, сидя ровно на пятой точке. Сердце больно кольнуло, а всё тело задрожало.
— А тебе не страшно оставаться со мной?
— Мне страшно оставаться без тебя…
Итачи
По разгоряченным щекам Хаурно катились горькие слезы, и она совершенно не понимала, отчего так больно её сердцу. Словно та мысль о скором расставании с ними обоими отравила в одночасье её организм.
— Сакура, ты любишь его? — голос звучал отстраненно и будто бы издалека.
Сакура замерла. Повисло гнетущее молчание. Девушка не хотела отвечать, а парень ждал ответа, который, казалось, волновал его больше всех остальных.
— Он мне нравится, — многозначительно сказала Харуно, поежившись.
— Любишь?
— Нравится.
— Значит, не любишь…
— Это значит лишь только то, что я испытываю к нему симпатию. Любовь — это слишком громкое слово для этих неоднозначных чувств.
Итачи пустым взглядом посмотрел в теплые зеленые глаза и покачал головой:
— Я не об этом… Для меня это слово тоже слишком многое значит, чтобы разбрасываться им, просто…
— Что? — недоумевала она. — Что просто?
— Просто я не могу кое-чего понять.
— Я слушаю.
— Зачем тогда встречаешься с ним, если ты просишь меня остаться с тобой?
Теперь уже Сакура качала головой:
— Я не понимаю…
— Ты просишь остаться меня. Просишь быть рядом. Боишься, что я уеду, что исчезну из твоей жизни. Но при этом ты с ним. Вот мне и не ясно, каковы же твои чувства к нему: ты не можешь уйти от него, но и не можешь оставить меня в покое.
Сакура до этого старательно избегала этого кропотливого вопроса, поэтому сейчас глядела на своего собеседника жалостливыми глазами, наполненными грустью и сожалением. Ей было страшно осознавать, что она причинила Итачи боль своими неадекватными поступками. Девушка испытывала невыносимые муки совести, но не знала, как распутать образовавшийся клубок проблем.
Учиха ждал ответа, искренне не понимая, где допустил ошибку и умудрился упустить её из своих рук. Она ускользнула от него, как вода сквозь пальцы, доставшись не ему, а его брату.
— Моих чувств достаточно, чтобы называть его своим молодым человеком, — опустив глаза, тихо промямлила Харуно. — Я не сказала, что он
— Скольким людям ты говорила это слово? — Итачи наклонился к лицу девушке еще ближе, но та не отстранилась, продолжая прятать свои слезливые глаза. — Скольким людям признавалась в любви?
— Одному…
— Кому?
Долгая минута затишья, а затем долгожданный ответ:
— Брату.
Итачи выдохнул, словно пораженный громом. Он совершенно позабыл о существовании её родственников, свыкнувшись с мыслью, что его дурнушка — сирота. Учихе было непонятно, как эта девушка может так спокойно относится к их деятельности в то время, как её родной брат работает в отделе по борьбе с наркоторговлей. Как ей удается мириться с этой горькой правдой и притом со слезами на глазах просить не бросать её?
Сакура боялась, что брюнет сейчас задаст ей последний, самый главный вопрос, которого она боялась. Сердце её колотилось, а голова вот-вот готова была разорваться от перенапряжения.
Внезапно Итачи встал со своего места и медленной поступью зашагал вокруг столика. Он обошел его, встал позади Сакуры и, недолго думая, положил свои большие теплые руки на хрупкие плечи. От прикосновения девушка вздрогнула и вся запылала. Ей вспомнился тот день, когда она вместе с брюнетом стояла перед зеркалом и утопала в той нежности и ласке, тонула в омуте черных глаз и низком мягком баритоне. Тогда Харуно была готова раствориться в этом человеке и в чувствах, что она испытывала. Ведь впервые в её жизни кто-то принял её целиком и полностью такой, какая она есть, со всеми своими недостатками и изъянами.
— Дурнушка, ты можешь ответить на вопрос?
Сакура неуверенно кивнула и замерла. Грудь её вздымалась часто и беспокойно.
— Сакура, ты боишься нас?
— Нет…
— Ты ведь понимаешь, кто мы?
— Мафия…
Итачи нагнулся к самому уху девушки и теперь уже шептал:
— А еще?
— Наркобароны.
Лицо Итачи не отражало абсолютно ничего. Только равнодушие и холодная отстраненность. Ни разочарования, ни удивления, ни страха. Только непоколебимая уверенность и смертельная усталость.
— Знаешь, какой наш любимый наркотик? — брюнет все так же нашептывал своим бархатным голосом на ухо девушке, точно пытался ее убаюкать. Последняя, в свою очередь, уже давно, опьяненная сладостью низкого баритона, сидела не шевелясь. Она лишь внимательно вслушивалась в слова Итачи.
— Какой?
— Опиум. — Это слово прозвучало, как приговор из уст Учиха.
— Вы балансируете на хрупкой грани! — с неким упреком шепнула Сакура.
— Мы танцуем на этой грани.
— Танец?