Танец Опиума
Шрифт:
— Мать.
— О, — вырвалось у Сакуры, и кровь прилила к щекам.
И снова Итачи замолк, погрузившись в свои беспокойные мысли. Ровно через пять минут в зал залетели несколько официантов с тележкой заказов. Они выложили всё на стол, пожелали приятного аппетита и, чуть приклонившись, поспешили удалиться.
Итачи даже носом не повел. Он сидел спокойно, устремив взор куда-то в сторону. Глаза его были по обычаю наполнены смертельной скукой и равнодушием. Опершись головой о руку, он смотрел куда-то в сторону, не прикасаясь к принесенным деликатесам.
— Приятного аппетита, — тихо произнес он. Эти слова были
Сакура не хотела еще больше огорчать Итачи и принялась за блюда. Ела медленно и понемножку, изредка поглядывая на брюнета, который так и не обратил внимания на вкусности. Только спустя минут десять он, наконец, присоединился.
— Как ваши отношения… — Итачи запнулся и застыл на мгновение в ступоре, — …с моим младшим братом?
Сакура удивленно попятилась, но быстро взяла себя в руки и неоднозначно пожала плечами.
— Он милый, старается быть лучше, чем он есть. Изо всех сил старается…
— Он тебя не обижает?
— Нет, конечно. С чего ты решил, что он будет меня обижать? — искренне удивилась Сакура.
Брюнет поднёс к губам бокал вина и немного отпил.
— Мой брат эгоистичный и самовлюбленный ребенок, который, достигнув возраста двадцати одного года, до сих пор играется в игрушки. Правда, предпочтения в них изменились. Теперь он играется не дешевыми «Лего» и машинками, а людьми. Ему это доставляет особое удовольствие.
Сакура недоверчиво посмотрела в темные глаза Итачи, не зная, верить ему или счесть его слова за бред. Саске казался ей весьма милым, добрым и слегка легкомысленным парнем. Избалованным, правда, и, как сказал Итачи, слегка высокомерным. Но ведь он старается быть лучше… Учиха-старший заметил сомнения на бледном лице своей спутницы и поспешил добавить:
— Для него девушка — это всего лишь вещь, на которой можно отыграться за все непонятные обиды. Братец часто злится на пустом месте. Отсюда и возникает его своеобразная ненависть ко мне. Он всего лишь избалованный ребенок, который топает ногами каждый раз, когда у него что-то отнимают. В том числе и внимание. Саске практически никогда не мог контролировать свои эмоции и всегда ведется у них на поводу, забывая, что существуют мозги.
— Ты слишком строг с ним, — тихо возразила девушка. — У него есть недостатки, но он не так плох, как ты думаешь.
Итачи холодно усмехнулся.
— Я воспитывал его практически самостоятельно. Он всегда был под моим присмотром, и ты хочешь сказать, что я не знаю собственного брата?
— Не совсем так. Просто на него нужно лишь взглянуть с другой стороны.
— Ты думаешь, за все эти годы я не пытался взглянуть на него с разных сторон?
— Думаю, что ты просто не заметил той самой стороны, которую вижу я. — Девушка попыталась сделать свой голос твердым и нарочито внушительным, но слабость ясно проступала в ее больших глазенках.
— Интересно… — тихо прошептал Итачи. — Тебе, верно, никогда не приходило в голову, что Саске может быть опасным. В отличие от него, я никогда не допускаю ошибок, и никогда их не допущу. Поэтому закончим на том, с чего начали — мой брат избалованный ребенок — бунтарь, который никому не подчиняется, кроме как меня и отца. Но я буду честен с тобой до конца… — Итачи запнулся. — Когда он с тобой… что-то в нём меняется. Он доверяет тебе, и ты не похожа на тех игрушек, разрисованных куколок с большими ценами
— Он обещал мне, что учтет уже допущенные ошибки. Саске не будет больше меня похищать и делать что-либо без моего согласия. Я верю ему…
Итачи подался вперед, приблизившись к девушке, и прошептал равнодушно:
— Он любит наступать на одни и те же грабли. Саске проблемный, и, несмотря на то, что он мой брат, я считаю его занозой в заднице.
Молчание продолжалось недолго.
— Саске… он… просто хочет иметь своё место в вашей семье, а не быть обузой. Для него важно, что бы его признал ты и твой отец. Он хочет быть хоть кем-нибудь среди вас, а не занозой в заднице, какой вы его представляете, — с воодушевлением заговорила Сакура. — Он не ребенок. Вы попросту не даете ему доказать, что он также является человеком, достойным признания! Да, иногда он ошибается, но ведь это не страшно… Все совершают ошибки!..
— Сакура, в нашей семье и бизнесе нет места даже для самой крохотной ошибки, — со скукой в голосе прервал её Итачи. — Поверь, если дать слабину и допустить, чтобы эмоции главенствовали над рассудком, то очень скоро окажешься либо с носом, либо в могиле. Семья относится к нему именно так, как он того заслуживает. Как к ребенку, который требует внимания. Пусть для начала повзрослеет. Даже в этом городке мы оказались из-за капризов Саске. Представь, сидя в родительском доме, ровно на заднице, братец наломал столько дров, что пришлось прятать его от тех, кому на хвост он наступил. Отцу пришлось целых два месяца после этого разбираться с проблемами, которые как снежный ком навалились друг на друга.
— Значит, вы сделали из этого города своё личное укрытие?
— Оно здесь и так уже было, — уточнил Итачи. — Наш дом был построен здесь еще при жизни прапрапрадеда. И город мы держим в страхе уже с давних пор. Это, так сказать, райский уголок для семьи Учиха. Это место обеспечивает нам железную безопасность в смутные времена. Каждое здешнее предприятие — наше. Каждый житель этого городка — наша собственность, наши рабы и заключенные.
— Тогда почему город так беден?.. — чуть слышно вдохнула Сакура. — Раз здесь есть предприятия и такие влиятельные хозяева, почему каждый чертов житель не живет, а выживает?
Итачи чуть наклонил голову набок. Его глаза сделались до предела холодными и жестокими.
— Сакура, ты когда-нибудь задумывалась над названием этого города?
— Мортэм, — сухо отвечала девушка.
— А в переводе с латинского?
— Мертвый…
— Как называется город по соседству? — не унимался брюнет.
— Витэм.
— А в переводе…
— Живой.
Итачи удовлетворенно кивнул.
— Символика такова: Мортэм — это мертвый город, который является всего-навсего нашим прикрытием. Витэм — город жизни. Раньше он принадлежал Сенжу, но с недавних пор он наш. И это означает ровном счетом то, что теперь в Мотрэме царствует затишье, в котором мы умираем, а в Витэме господствует шум, в котором мы живем. И эти два города — родины Учих и Сенжу. Так сказать олицетворение наших семей…