Тайна декабриста. Сборник повестей
Шрифт:
Внезапно ему показалось, что сзади кто-то дышит. Сухорослов так и застыл на корточках, прислушиваясь. Нет, показалось, это он сам дышит. Ночной гость перевел дух и поднялся.
И в этот миг кто-то крепко взял его сзади за руку пониже плеча. Сухорослов, холодея, медленно повернул голову: сзади стоял… казак из стеклянного шкафа, большой, темный, бородатый, в железном шишаке. Но это не была мертвая “восковая персона”, как в шутку именовали ее в музее. От страшного бородача веяло теплом жизни, а из-под шишака грозно глядели живые глаза. Левой рукой он держал Сухорослова, а правой опирался на пищаль.
Преступник оцепенел. Ощущение было такое, будто ему внезапно заморозили всю нижнюю половину туловища. Перехватило дыхание.
— Все, Сухорослов! — сказал казак голосом Чернобровина, прислоняя пищаль к витрине. — Папочку-то сюда дайте. — Он взял ее из рук вора. — Пойдемте!
Сухорослов пошел, с трудом переставляя ватные ноги. Он силился что-то сказать, но язык отказывался повиноваться — потрясение было слишком сильно.
Медленно прошли они через двор музея к воротам, за которыми продолжал крепчайше спать Кирюхин, и очутились на улице. Чернобровин негромко свистнул: из-за ларька напротив вышли два оперативника.
— Вы что, идти не можете, что ли? — спросил Чернобровин, слегка встряхивая пленника. — Нервы подгуляли? Сейчас машина подойдет.
Сухорослов молчал, делая вид, что ему дурно. На самом же деле несколько глотков свежего воздуха привели его в себя. Нервный шок проходил. Теперь он напряженно вглядывался в сторону реки, где в темноте по воздуху двигались красные и зеленые огоньки. Глухой металлический грохот доносился оттуда: рабочие кувалдами выбивали болты соединений понтонов, а огоньки горели на судах, ожидающих пропуска.
Здесь, и только здесь могло еще быть спасение! Помощники Чернобровина были совсем близко. Сухорослов набрал в легкие воздуха и, решившись, вдруг сильно толкнул Чернобровина в грудь. Старший лейтенант, не ожидавший от задержанного такой прыти, отлетел в сторону.
И тогда редкие парочки, прогуливавшиеся в этот поздний час по набережной, стали свидетелями необычной сцены: по асфальтированному спуску, ведущему от музея к понтонному мосту, неслась карьером цепочка людей. Луна вышла из облаков и светила ярко, процессию можно было разглядеть во всех подробностях.
В том факте, что бегут люди, не было, собственно, ничего особенного. Жители правобережья, опаздывающие к разводке моста, поневоле занимались подобной “физкультурой”, если не хотели остаться на левом берегу до четырех часов утра. За бегом следовали прыжки, и победителем в этом своеобразном кроссе оказывался тот, кто успевал в последний момент перескочить через образовавшуюся расщелину, если, конечно, она не оказывалась чересчур велика.
Таким образом, люди, бегущие в первом часу ночи во весь опор к понтонному мосту, никак не могли смутить или удивить крутоярцев и рабочих — понтонников. Удивление вызвало другое: в десятке метров за “лидером” (это был Сухорослов) неслась фигура в чрезвычайно оригинальном одеянии, бородатая, в богатырском шлеме. Поверх красного кафтана она была облачена в бахтерец, кольчужный доспех с металлическими планками — зерцалами, тускло поблескивающими в лунном свете. Так и казалось, что ожил и вновь вернулся сюда, на берег Енисея, какой-нибудь отважный спутник Ермака Тимофеевича. Со всей его исторической внешностью не вязалась одна деталь: в левой руке казак держал белую канцелярскую папку и размахивал ею на бегу.
За казаком бежали с небольшими интервалами еще два человека.
Ноги Сухорослова затопали по деревянному настилу моста. Беглец уже порядочно опередил преследователей. Вслед за ним мимо контрольной будочки пронесся Чернобровин.
— Наддай, артист, еще успеешь! — крикнула вслед дежурная.
Старший лейтенант понимал, на что рассчитывает преступник впереди уже зияла расщелина пролета Если Сухорослов успеет перескочить через нее, го может ускользнуть, бросив за собой, как в сказке, полотенце — реку.
Чернобровин молниеносно прикинул ширину пролета, которая неуклонно увеличивалась, дистанцию между собой и Сухорословым. Нет, не догнать!
Он с размаху остановился и выдернул из-под кольчуги пистолет:
— Стой!
Сухорослов был уже на краю пролета. Выдохшийся, он собрал для последнего броска все силы. Полтора метра, еще можно перескочить.
— Стой, говорят, сумасшедший! — крикнул рабочий — понтонник.
Чернобровин дал выстрел вверх. Как подстегнутый ударом хлыста, метнулся вперед Сухорослов. Тело перенеслось через пролет, носок правой ноги стал на закраину настила, левая повисла в воздухе. Сухорослов отчаянно размахивал руками — вперед! Во что бы то ни стало, хоть чуть-чуть вперед! Но тело неудержимо изгибалось назад… И, еще раз взмахнув руками, беглец полетел вниз, туда, где шумела вода. Мелькнул в пенных струях и исчез.
Чернобровин кинулся на спасательную станцию. Вышли на полуглиссере, долго метались в лучах прожектора, спускались далеко ниже моста. Бесполезно! Суровая река редко отдавала свои жертвы.
10. “Голубой Дунай”(окончание)
Труп Сухорослова был найден через два дня. Течение нанесло его на бакен в перекате, километрах в 15 ниже Крутоярска. Не живой, так мертвый, а дал все-таки преступник нить, которая должна была снова привести к Наставнику: в кармане утопленника обнаружили номер “Крутоярского рабочего”, датированный 27 августа, днем последней встречи Сухорослова со своим шефом.
При тщательном изучении оказалось, что против некоторых слов и цифр в газете сделаны проколы булавкой. Установить это было нелегко, так как намокшая бумага разбухла и некоторые отверстия затянулись. Газету просушили, и мельчайшие дырочки стали вновь видны на свет.
В передовой была выделена целая фраза “С дальнейшей затяжкой работ мириться невозможно”, — и ниже два слова “крайние сроки”. В заголовке заметки под передовой помечено слово “вручение”. В другом заголовке наколото слово “результатов”. Дальше были помечены следующие цифры и слова “1”, “сентября”, “7” и “там же”. Таким образом Наставник давал Сухорослову четыре дня как последний срок завершения задания.
“Вручение результатов” должно было состояться в первый день сентября “там же”, то есть в “Голубом Дунае” в 7 (последняя цифра означала час выхода на явку, понятно — вечерний, так как павильон открывался в 11 часов утра).
Генерал лично инструктировал капитана Луковца, которому поручалось возглавить операцию:
— Когда Наставник убедится, что Сухорослов не явился, он, конечно, заподозрит провал, и мы можем его больше не увидеть. Брать нужно быстро и внезапно. Конечно, не на людях (генерал помнил случай, когда диверсант при попытке задержания на вокзале начал стрелять из кармана. Это стоило жизни двум ни в чем неповинным гражданам).