Тайна личности Борна (др. перевод)
Шрифт:
— Вот и вторая часть сигнала, Джейсон, — прошептала Мари. — А теперь я выслушаю все, что ты хочешь мне сказать. Потому что там есть кто-то, кто пытается тебе помочь. Сигнал был послан, но не нам, не мне. Только тебе, и только ты должен был его понять.
Глава 22
Четверо человек один за другим прибыли в многолюдный отель «Хилтон» на Шестнадцатой улице в Вашингтоне, округ Колумбия. Каждый из них сел в отдельный лифт, поднялся на два-три этажа выше или ниже места назначения, пройдя остаток пути пешком. Времени, чтобы встретиться за пределами округа Колумбия, не оставалось: чрезвычайное происшествие не имело себе равных. Это были участники операции «Тредстоун-71» — те, что уцелели. Остальные погибли в бойне, учиненной на тихой, обсаженной деревьями улице Нью-Йорка.
Двое были знакомы публике, один больше другого. Первым был пожилой сенатор от Колорадо, вторым бригадный генерал Ч. З. Кроуфорд — Чарльз Закери, что в свободном переводе звучало как Чугунный Зад, признанный ходатай по делам армейской разведки и защитник банков данных Джи-2. Двое других были практически неизвестны за пределами коридоров их собственных резиденций. Средних лет морской офицер, прикомандированный к информационному контролю Пятого морского округа. И четвертый, последний, — сорокашестилетний ветеран Центрального разведывательного управления — сжатая пружина гнева. Ходил он с тростью, ему оторвало гранатой ступню в Юго-Восточной Азии, где он был глубоко законспирированным агентом при операции «Медуза». Звали его Александр Конклин.
В комнате не было стола для совещаний. Это был обычный двухместный номер со стандартной парой кроватей, диваном, двумя креслами и кофейным столиком. Неподходящее место для встречи такой важности. Не было ни жужжащих компьютеров со вспыхивающими на темных экранах зелеными буквами, ни оборудования для электронной связи, позволяющего связаться с Лондоном, Парижем или Стамбулом. Лишь четыре головы, которые хранили секреты операции «Тредстоун-71».
Сенатор сел на один край дивана, морской офицер на другой. Конклин опустился в кресло и вытянул перед собой неподвижную ногу, поставив трость между колен. Бригадный генерал Кроуфорд продолжал стоять, лицо его налилось кровью, на скулах играли желваки.
— Я доложил президенту, — сказал сенатор, потирая лоб. По нему видно было, что он недоспал. — Я должен был это сделать. Мы встречаемся сегодня вечером. Расскажите все, что знаете, каждый из вас. Начнем с вас, генерал. Ради Бога, что там произошло?
— Майор Уэбб должен был сесть в свою машину в 23.00 на углу Лексингтон и Семьдесят второй улицы. Время было назначено точно, но он не появился. В 23.30 водитель забеспокоился, учитывая расстояние до аэропорта в Нью-Джерси. Сержант запомнил адрес — главным образом потому, что ему было велено его забыть, — развернулся и поехал туда. Подойдя к дому, он увидел, что страховочные задвижки утоплены, а дверь стоит нараспашку. Все сигналы тревоги были вырублены коротким замыканием. На полу прихожей была кровь, на лестнице труп женщины. Он прошел по коридору в комнату и увидел там тела.
— Этот человек заслуживает продвижения по службе, — сказал морской офицер.
— Почему вы так считаете? — спросил сенатор.
Ответил Кроуфорд:
— У него хватило присутствия духа позвонить в Пентагон и настоять на том, чтобы разговор велся по закрытой, внутренней линии. Он сообщил частоту, время и место приема и сказал, что ему надо поговорить с тем, кто выходил на связь. Пока он не услышал меня, он никому не сказал ни слова.
— Примите его в Военный колледж, Чарльз, — мрачно сказал Конклин. — Он смышленее большинства ваших шутов.
— Это не только излишне, Конклин, — укоризненно заметил сенатор, — но и вызывающе оскорбительно. Пожалуйста, генерал.
Кроуфорд обменялся взглядами с человеком из ЦРУ.
— Я связался с полковником Полом Маклареном в Нью-Йорке, приказал ему прибыть на место и велел ничего не предпринимать до моего появления. Потом позвонил сюда Конклину и Джорджу, и мы вместе вылетели.
— Я, — добавил Конклин, — позвонил в бюро отпечатков в Манхэттене. Мы к ним обращались прежде и вполне доверяем. Я не сказал им, что именно мы ищем, но попросил облазить место и передать, что найдут, только мне одному. — Разведчик, помолчав, указал тростью в сторону морского офицера. — Потом Джордж назвал им тридцать семь имен — тех, чьи отпечатки, по нашим данным, были в картотеках ФБР. Они выдали нам результат, которого мы не ожидали, не хотели… которому не можем поверить.
— Дельта, — сказал сенатор.
— Да, — подтвердил морской офицер. — Я предложил имена тех, кто мог — не важно, каким — образом — узнать адрес «Тредстоун», включая в данном случае и всех нас. В комнате все было начисто вытерто — каждая поверхность, каждая ручка, все стеклянное — за одним исключением. Разбитый коньячный бокал, всего несколько осколков, забившихся в угол под шторой. Но их достаточно. Там были отпечатки среднего и указательного пальцев правой руки.
Вы совершенно уверены? — медленно спросил сенатор.
— Отпечатки не могут лгать, сэр, — сказал офицер. — На осколках еще остались следы коньяка. За пределами этой комнаты Дельта был единственным, кто знал про Семьдесят первую улицу.
— Можем ли мы быть в этом уверены? Другие могли проговориться.
— Исключено, — прервал его бригадный генерал. — Эббот никогда бы этого не открыл, а Эллиоту Стивенсу адрес дали всего за пятнадцать минут до встречи, когда он позвонил из телефонной будки. К тому же, если и допустить худшее, он вряд ли заказывал собственное убийство.
— А как насчет майора Уэбба? — настаивал сенатор.
— Майору, — ответил Кроуфорд, — сообщил адрес по рации я сам после того, как он приземлился в аэропорту Кеннеди. Как вы знаете, это была частота Джи-два. Напомню, что он тоже погиб.
— Да, конечно. — Пожилой сенатор покачал головой. — Это невероятно. Почему?
— Я бы хотел коснуться болезненного вопроса, — сказал бригадный генерал Кроуфорд. — С самого начала я был не в восторге от кандидатуры. Я понимал соображения Дэвида и согласился, что это человек квалифицированный, но, если вы помните, я выбрал другого.
— Я не знал, что у нас такой широкий выбор, — сказал сенатор. — Был человек — квалифицированный, как вы признали, который готов был уйти в глубокую конспирацию на неопределенный срок, ежедневно рисковать жизнью и отказаться от прошлого. Много ли таких?
— Мы могли бы найти кого-нибудь более уравновешенного, — возразил генерал. — Я на это в свое время указывал.
— Вы указывали, — поправил его Конклин, — на ваше собственное определение уравновешенного человека, которое, как в свое время указывал я, никуда не годилось.