Тайна личности Борна (др. перевод)
Шрифт:
В три минуты третьего свет в коридоре мотеля моргнул и погас, оставив длинный проход в почти кромешной темноте: лампы горели только на лестничных площадках. Борн встал у двери с пистолетом в руке, выключив свет в комнате и через щель наблюдая за коридором. Мари выглядывала из-за его плеча. Оба молчали.
Шаги были приглушены, но различимы. Две пары ботинок уверенно, хотя и осторожно поднимались по лестнице. Через несколько секунд в тусклом освещении появились две мужские фигуры. Мари непроизвольно ахнула, Джейсон резко зажал ей рот рукой. Он понял: она узнала одного из двоих, хотя видела прежде всего раз. На цюрихской Штепдекштрассе, за несколько минут до того, как другой приказал ее застрелить. Это был блондин, которого посылали тогда в комнату Борна, теперь он прибыл в Париж, чтобы настичь жертву, которую однажды не сумел поразить. В левой руке он держал маленький фонарик-карандаш, в правой — длинноствольный пистолет, наращенный глушителем.
Его напарник был поменьше ростом и поплотнее. Походкой он напоминал животное, его корпус плавно колебался в такт движению. Воротник пальто был поднят, на неразличимое в темноте лицо надвинута шляпа с узкими полями. Борн не мог оторвать глаз от этого человека. Что-то в нем было ему знакомо, что-то в фигуре, в походке, в манере держать голову. Что же? Что? Он знал его.
Но думать об этом времени не было: пара приближалась к двери комнаты, заказанной на имя мистера и миссис Бригс. Блондин осветил фонариком номер на двери, потом опустил луч вниз к ручке и замку.
То, что последовало, было проделано с завораживающей виртуозностью. Коренастый держал в правой руке кольцо с ключами, которые освещал фонариком, выбирая нужный. В левой руке у него было оружие, форма которого напоминала мощный «штернлихт-люгер», излюбленный гестаповцами времен Второй мировой войны. Он пробивал железобетонную плиту, а выстрел звучал не громче ревматического кашля — идеальное оружие, когда нужно убрать врага ночью в тихом квартале, так, чтобы соседи ничего не заподозрили, узнав об исчезновении человека лишь наутро.
Коренастый вставил ключ в скважину, бесшумно повернул его, потом опустил ствол к замку. Пистолет три раза кашлянул вслед за тремя вспышками. Дерево, на котором держались задвижки, треснуло. Дверь распахнулась, и двое убийц ворвались в номер.
Недолгая тишина взорвалась приглушенными выстрелами, в темноте замелькали белые вспышки. Дверь захлопнули, но она вновь распахнулась, из комнаты донеслись более громкие звуки — там что-то упало. Наконец был найдет выключатель, свет ненадолго вспыхнул, но выстрел тут же разнес лампу, осколки ее посыпались на пол. Бешеный крик вырвался из глотки обезумевшего от ярости ночного гостя.
Убийцы выскочили из комнаты с пистолетами наготове, ожидая засады и пораженные тем, что ее нет. Они кинулись к лестнице и побежали вниз. Тут открылась дверь справа от разоренной комнаты. Моргающий постоялец выглянул, пожал плечами и скрылся. В коридор вернулась тишина.
Борн стоял на месте, обхватив за плечи Мари Сен-Жак. Она дрожала, прижавшись головой к его груди, и тихо взахлеб рыдала. Он подождал, пока дрожь не унялась, рыдания не сменились прерывистыми всхлипами. Больше он ждать не мог, она должна во всем разобраться сама. Разобраться до конца.
Я Каин. Я смерть.
— Пошли, — прошептал он.
Он вывел ее в коридор и решительно направил к комнате, которая была теперь его главным доказательством. Толкнул взломанную дверь, и они вошли.
Она застыла, потрясенная и зачарованная. Справа в открытом дверном проеме виднелся смутный силуэт. Свет за ним был таким слабым, что различался только общий контур, да и то когда глаз привыкал к странному соединению темноты и слабого мерцания. Это была фигура женщины в длинном платье, ткань которого слегка колебалась от легкого ветра из открытого окна.
Окно. Прямо напротив входа стояла вторая фигура, едва видимая, чуть белевшая в отсветах с дороги. Она тоже, казалось, движется — коротко, неровно колебались рукава.
— Господи, — произнесла в ужасе Мари, — включи свет, Джейсон.
— Люстра не горит, — ответил он, — только две настольные лампы. Одну из них они нашли. — Он осторожно прошел по комнате к лампе, которая стояла на полу у стены, наклонился и включил ее. Мари вздрогнула. На двери ванной комнаты висело, прикрепленное нитью, выдернутой из шторы, ее длинное платье, колеблемое невидимым дуновением. Оно было изрешечено пулевыми пробоинами.
Рубашка и брюки Борна были приколоты к оконной раме, и ветер, проникавший сквозь разбитое стекло, то поднимал, то опускал рукава. Белую ткань рубашки прошило выстрелами в полудюжине мест, пунктир от пуль наискосок пересекал грудь.
— Вот он, твой сигнал, — сказал Джейсон. — Теперь ты знаешь, что это такое. И теперь, я думаю, тебе лучше послушать, что я скажу.
Мари не ответила, медленно подошла к платью и стала его рассматривать, словно не веря тому, что видит. Потом вдруг резко обернулась и, еле сдерживая слезы, крикнула:
— Нет! Неправда! Что-то здесь не так! Позвони в посольство!
— Что?
— Слушай меня, сейчас же!
— Перестань, Мари. Тебе надо понять.
— Нет, черт возьми. Это тебе надо понять. Не должно было так случиться. Не могло.
— Но случилось.
— Позвони в посольство! Возьми телефон и позвони! Спроси Корбелье. Скорее, ради Бога! Если я для тебя хоть что-то значу, сделай, как я прошу!
Борн не смог ей отказать. Ее настойчивость губила их обоих.
— Что ему сказать? — спросил он, направляясь к аппарату.
— Сначала дозвонись ему! Вот чего я боюсь… о Господи, мне страшно!
— Какой номер?
Она назвала номер, он набрал и долго ждал ответа коммутатора. Наконец телефонистка сняла трубку, она явно была в панике, то сбивалась на крик, то переходила на шепот, едва различимый. Из глубины помещения доносились крики, отрывистые команды на английском и французском. Через несколько секунд он узнал, в чем дело.
Денни Корбелье, канадский атташе, спускался по ступеням посольства на авеню Монтеня в час сорок ночи и был убит выстрелом в горло. Он умер.