Тайной владеет пеон

Михайлов Рафаэль Михайлович

— Оружие?

— Наше дело — лес, — ворчливо отзывается стар­ший.

Офицер приказывает солдатам проверить челноки и сам объезжает флотилию. В одном из челноков он замечает мальчишку в куртке с блестящими застеж­ками.

— Чей?

— Барчонок с ранчо, — отвечает бородатый муж­чина. — Хозяин просил доставить к торговцу рыбой на Исабаль.

— Проверим. Врешь — голову снимем.

— Это вы умеете, — соглашается бородач. — Только нет мне резону врать. Голова одна, и кормилец в семье я один.

— Научился говорить у красных,

сволочь!

Свист плетки — и на плече бородача ожог.

Старший говорит офицеру:

— Сеньор, так мне и лес не с кем гнать будет...

Офицер не слушает.

— Эй ты, мелюзга, имя?

Хосе Паса не сводит взгляда с плеча Карлоса.

— Фебриль, — говорит он.

Фебриль — значит пылкий, лихорадочный. Это пер­вое, что пришло на ум. Офицер кричит:

— Смотри в глаза! Чей сын?

— Дядька — купец. Рыбой торгует на Исабаль-озере. Наш дом ближе к западу. А отца нет.

— У всех у вас нет отцов. К западу, говоришь? Если на дороге черепаха, — к хорошему это?

Наранхо не раз рассказывал Хосе: черепаха умное животное, и мясо у нее вкусное. Но в этих краях чере­паха — дурной знак.

— Увидишь черепаху, — говорит Хосе, — лучше обойди.

«Увидишь армасовца, — говорит он про себя, — тоже обходи».

Офицер доволен своим остроумным вопросом.

— Проезжай! — кричит он.

Флотилия входит в озеро. Старший пожимает Карлосу руку:

— Когда сажали тебя, — всякое думал. Крепко ты его обжег, а у самого ожог, — посмеивается сплавщик.

— Уступи я ему, — раздумывает Карлос, — он при­стал бы: кто да откуда. А так, — он огрел плеткой и доволен.

— Красота вокруг какая, — вздыхает старший, ог­лядывая берега Исабаль-озера, и тут же кричит сплав­щикам. — Приналягте на весла, ребята!

Жаль, им некогда смотреть. А Исабаль-озеро до­стойно того, чтобы любоваться им в солнечные часы. Необозримая ширь. Зеркальная гладь. Гордые пальмы по берегам. И даже когда ветер налетает на озеро и поднимает волны, оно кажется добродушным великаном, которому стала тесной колыбель.

Но им некогда смотреть. А от ловких рыбаков труд­но оторвать взгляд. В больших каноэ и маленьких каюко, в грубых выдолбленных стволах и на дощатых плотах они от зари до зари бороздят озеро, забрасывая самодельные крючки на длинных лесках в голубовато-серую воду.

Но нашим путешественникам некогда. Узкое легкое каноэ доставляет их благополучно на юго-восточный берег озера. Легкий кивок рыбаку, дружеское пожатие руки — и они исчезают в роще. А там путь — к Мотагуа. А там...

Удивительная встреча. Они переходят вброд Мотагуа. Река в жаркое время пересыхает. И сейчас желтые камни ее дна обнажены; только еле журчащие ручейки напоминают об ином характере Мотагуа в дождливые месяцы. Она может быть ревущей и угрожающей. Но сейчас она дремлет.

— Остановись! — голос доносится сзади.

— Дойдете до берега, — возьмите влево! — На этот раз голос впереди.

Карлос говорит ребятам:

—

Не стоять же здесь. Шагайте.

Они перешли Мотагуа и взяли влево. Третий, неви­димый, голос крикнул:

— По тропинке к скале и вокруг!

Обошли скалу и очутились у земляной норы. Кто-то втолкнул их в дыру, и они мягко покатились вниз. В землянке — смех.

— Вставай, сеньор! — говорит человек с забинто­ванной головой и всматривается в Карлоса. — Кто та­кой?

— Человек. — Карлос встает и стряхивает с себя землю. — Не очень молодой, не очень старый.

— Зачем к нам пришел?

— С детьми гулял, — шутит Карлос.

— Дети свои? — пытливо спрашивает человек с по­вязкой.

— Один кариб, второй ица, ясно свои, — отзы­вается Карлос и вызывает новый взрыв смеха.

Людям нравится, что он не из пугливых и любит шутку.

— Я тебя видел в полиции, — пускает пробный ка­мень человек с повязкой.

— А я тебя, Антонио, видел на плантации, — серь­езно говорит Карлос.

И в наступившей вдруг тишине раздался голос Ан­тонио:

— Пусть меня деревом пришибет, если с нами не Карлос Вельесер! Да ведь ты завяз в болоте!

Его сжимают в объятиях друзья и незнакомые люди. Его имя знают, его помнят. Он попал к пеонам, бежавшим после стачки с плантации. Им сказали, что Кондора уже нет, как нет и отряда. О, Ла Фрутера запомнит эту стачку. Главный капатас едва не убил Антонио. Сборщики растоптали капатаса. Управляю­щий вызвал войска. Пеоны не стали ждать. Они соз­дали отряд и теперь партизанят.

— Ну что, ты удивлен, дон Карлос? — смеется Ан­тонио.

Да, Карлос удивлен. Зерна, посеянные им и его товарищами по борьбе, быстро дают всходы. Очень быстро! И он думает о том, что Антонио и другие пе­оны крепко удивились бы, узнав, что их отряд стихий­но пришел на смену расформированному отряду Кон­дора.

— Зачем ты здесь? Что мы можем для тебя сде­лать, Карлос?

— Немного проводить. К железной дороге. Вот и всё.

— Переночуешь у нас — на рассвете проводим. Вечером все сидят у очага, и кто-то из бойцов затя­гивает песню:

Нынче новые порядки. Берегись! О-хо! Жизнь горька, а перец сладкий — Больше ни-че-го!

Песенка настораживает Карлоса; он подходит к запевале:

— У меня есть знакомая... Она из Пуэрто. Не ее ли песня?

— Не знаю, откуда Росита. Она была у нас.

— Хосе, ты слышишь? — кричит Карлос. — Наша Росита объявилась.

И вместе с десятком голосов он задорно подхваты­вает:

Жизнь горька, а перец сладкий — Больше ни-че-го!