Тайной владеет пеон
Шрифт:
— Сеньорита, — вспыхнул офицер. — Будь вы мужчиной, я отвесил бы вам звонкую оплеуху.
— Тогда отвесьте мне, — вмешался Андрес — Я тоже думаю, что вы мул.
Офицер ответил набором ругательств; в группе раздался громкий смех. Студенты, оставив взбешенного офицера под сейбой, перебежали плошадь и скрылись за углом. В районе двенадцатой авениды им полюбилось кафе, вывеской которому служил огромный куст кофе, выросший прямо в витрине. Это была не бутафория, а настоящий куст, высаженный в мягком замаскированном грунте, своеобразное карликовое деревцо с темнозелеными заостренными листьями и похожими на жасмин цветами. Деревцо плодоносило, но его вишнеобразные плоды еше не налились кармином.
За отсутствием другой вывески, разные люди называли кафе по-своему. Жители ближних кварталов, мелкие чиновники, ремесленники, лавочники приглашали друзей запросто: «Посидим у кафето» (у кофейного дерева). Соседи-художники, часто спорившие в кафе до поздней ночи об искусстве, шутливо называли его кафе-чачарой — кафе-болтовней. Армасовские офицеры, приходившие сюда слушать маримбу и банджо — хозяин держал всего двух, но отличных музыкантов. — прозвали этот уютный уголок «Мемориа», как бы отдавая дань воспоминаниям молодости, со времени которой они были оторваны от страны. Но в студенческой среде прочно привилось название «Гватемала», а с приходом армасовиев иначе кафе и не называли.
Сюда и прибежали спасаться от дождя промокшие, смеющиеся Андрес, девушка в синем платье, которую все звали Риной, их друзья. Сдвинув два столика вместе, студенты расселись и попросили совсем молоденькую официантку принести им маисовые блинчики.
— Под каким соусом желаете? — вежливо спросила девочка.
— Новенькая! — закричала Рина. — Откуда ты? Как тебя зовут, сеньорита?
— Меня назвали Росита, — чинно присела официантка — Я из провинции.
— Ну, так знай, Росита, — сказала Рина, — нам подойлет любой соус кроме подливки а ла Армас.
— Ты очень кричишь, — с досадой сказал Андрес.
Сосед Рины, юноша с правильными чертами лица, хорошо одетый, насмешливо заметил:
— А по-моему, пора перестать обо всем говорить шепотом.
— Мы обсудим это в другой обстановке, Адальберто, — уклонился Андрес от спора.
— Я поняла, — серьезно заметила Росита, а глаза ее смеялись. — Значит, подать любой соус, кроме кроваво-красного.
Студенты зааплодировали. Рина обхватила Роситу за талию и закружилась с нею.
— Новенькая! Ты нам подойдешь! — засмеялась она, а за нею и остальные.
Росита вырвалась из крепких рук Рины и выскользнула в кухню. Рина взглянула на рассерженного Андреса и мягко положила ему на плечо руку:
— Не надо дуться, Андрес, — сказала она своим глубоким, гортанным голосом. — Ничего трагического не произошло.
Она была очень хороша в эту минуту — стройная, смуглая испанка, которой недоставало только розы к иссиня-черным волосам. Но Андрес взглянул на нее нарочито равнодушно, хотя они были большими друзьями.
— Мне пришлось за тебя вступиться перед франтом, — наставительно сказал Андрес, — и будь он фисгоном, [38] не избежать бы стычки с полицией. А вчера ты прилепила свой рисунок к дверце такси, и, не сдерни я его тотчас, бедняга-шофер сел бы в тюрьму. Как ты думаешь, Рина, мы завоевали бы его симпатии?
38
Фискал, шпион (исп.).
— Ты очень строг к Рине, — усмехнулся Адальберто.
— Нет, Андрес, как всегда, прав, — призналась Рина. — Но ужасно не терплю ждать. Все время чего-то ждешь. Лучше бы мне поручили застрелить кого-нибудь из этих негодяев.
— Ты стреляешь своими рисунками, — отрезал Андрес. — Товарищи просили тебя не запугивать, но уж так и быть — по секрету скажу: начальник полиции назначил награду за поимку автора рисунков. Ты оценена в двести кецалей.
Рина побледнела, но тотчас вызывающе посмотрела на товарищей. Никто не отозвался.
— Пусть так! — сказала Рина. — Двести значит двести. Я их разрисую... сполна на эту сумму.
Официантка принесла маисовые блины, и студенты в молчании принялись за свой легкий завтрак. Одна Рина не притрагивалась к еде.
— Сеньорита извинит меня, — раздался звонкий голос Роситы, — но лепешки лучше есть горячими. Сеньорита, есть поговорка в наших местах: красивый цветок в росе не нуждается...
— Спасибо, девочка, — шепнула Рина и неуловимо быстрым движением провела платком по щеке... уж не в поисках ли росинки?
Росита осмотрелась и, тоже шепотом, сказала:
— Я научу сеньориту одной песне, если она отведает лепешек... Только пусть кто-нибудь подпевает.
Она подбежала к маленькой эстраде, на которой лежала маримба — полированная доска с подвешенными тыквами — и хлопнула ладошкой по тонкой луковичной кожуре, затянувшей отверстие опустошенного плода. Раздалось легкое щелкание, затем из инструмента вырвался рыдающий звук. Росита приложила платочек к лицу и тихонько начала:
Пять жандармов, пять жандармов в дом ворвались ночью. Сеньорита, сеньорита загрустила очень. Сеньорита, сеньорита, берегите слезы — Жизнь исполнит, жизнь исполнит Сеньориты грезы.Росита выглянула из-за платка, словно в кого-то всматриваясь, и снова извлекла из маримбы рыданье:
Пять жандармов уводили сеньориты брата. Друга детства сеньорита опознала в пятом.Студенты вполголоса подхватили припев. Но вот откровенным торжеством засветилось лицо девочки:
Но друг детства оказался настоящим другом — Он тайком спешит на помошь всем, кому здесь туго. Берегите, берегите слезы, сеньорита. Ваши грезы, ваши грезы не были убиты.Росита быстро обошла столики, собирая посуду.
— Девочка слишком мала, — задумчиво сказала Рина, — а песенка очень взрослая. Многое надо пережить, чтобы так спеть.