Тайны КремляСталин, Молотов, Берия, Маленков
Шрифт:
Информация о происшедшем, сразу же поступившая к Жданову, оказалась на редкость противоречивой. Заместитель министра здравоохранения А. Я. Кузнецов не только поддержал идею Смита, но и направил в США, находившемуся там в служебной командировке академику В. В. Ларину телеграмму с согласием на предложение посла. МИД — в лице Г. Н. Зарубина, только что назначенного послом в Лондон, и С. К. Царапкина, заведующего отделом США, наоборот, настаивал на отказе от американской поддержки. Заместитель начальника УК ЦК ВКП(б) Андреев занял выжидательную позицию. Ограничился констатацией факта да не преминул сослаться на мнение замминистра госбезопасности Огольцова, приведя его слова о том, «что беседа Смита с профессорами Клюевой и Роскиным организована была нормально». Почувствовав явную опасность, Жданов попытался уклониться от принятия решения. Переадресовал его Молотову, но тот весьма дипломатично предложил Минздраву
«Товарищу Сталину. Товарищ Молотов запрашивает Вас о возможности передачи американцам рукописи Клюевой и Роскина „Биотерапия рака“, а также препарата Клюевой-Роскина для лечения рака. Книга печатается у нас для широкого опубликования. Академик Ларин, находящийся в США, сообщает, что группа врачей-онкологов, посланная в Америку, получает широкую и нужную им информацию от американских врачей и учреждений по раку. Наши ученые специалисты считают возможным передать американцам для дальнейшего экспериментального изучения. Министерство здравоохранения это поддерживает.
Просим дать Ваши указания.
Замминистра здравоохранения СССР Кузнецов».
Получив резко отрицательный ответ Сталина, замначальника УК Павленко и заведующий отделом управления, Петров, явно с согласия или даже по поручению своего шефа, А. А. Кузнецова, направили Жданову записку «О неправильном отношении министра здравоохранения СССР т. Митирева к разработке противоракового препарата „КР“ профессоров Клюевой и Роскина». В частности, заметили: «Посещение господином Смитом лаборатории нельзя рассматривать иначе, как демарш опытного разведчика, как попытку купить советских ученых, внести разложение в их среду посулами и обещаниями». А завершили документ конкретным предложением: «Считаем необходимым решение секретариата за непартийное отношение к важнейшему открытию советских ученых и за невыполнение указаний секретариата ЦК ВКП(б) о всемерной помощи профессорам Клюевой и Роскину, объявить министру здравоохранения СССР т. Митиреву выговор и предупредить его, что при повторении подобного случая он будет снят с занимаемого им поста». Сам же начальник УК, А. А. Кузнецов, не дожидаясь требуемых «оргвыводов», вызвал Митирева и указал тому «на необходимость оказать серьезную помощь в разработке проблемы и соблюдать строгую секретность, избежать того, чтобы сведения о препарате попали в руки американцев». Но наказание для Митирева было уже не проблематичным, а неминуемым. Парии еще 27 ноября передал американским ученым, рукопись Клюевой и Роскина.
Кара для ослушников не заставила себя ждать, 29 января вернувшийся из отпуска Жданов вызвал к себе Митирева, также только что завершившего отдых, и предупредил его о серьезнейших последствиях из-за происшедшего [562] . 17 февраля Г. А. Митирева освободили от занимаемой должности и отправили директором научно-исследовательского института санитарии [563] , а В. В. Ларина, сразу после приезда в столицу, арестовали.
Вряд ли «дело КР» имело бы продолжение, не появись на свет доктрина Трумэна. Она-то и потребовала каких-то, пока еще не явных, но достаточно жестких мер по отношению ко всему, что прямо или косвенно связывалось с США, с нормальными отношениями с ними. Решение нашли довольно быстро. 28 марта ПБ одобрило текст совместного постановления СМ СССР и ЦК ВКП(б) «О судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах». С помощью вроде бы «общественного мнения» попыталось воздействовать на умонастроения пока только государственного аппарата. Как бы подготовить его к более чем возможной идеологической, по меньшей мере, конфронтации. А заодно создать на будущее и новый, оригинальный механизм для расправы с неугодными людьми, не прибегая в то же время к репрессиям.
562
РЦХИДНИ, ф. 77, оп. 1, д. 147, л. 1-16.
563
Там же, ф. 17, оп. 3, д. 2194, л. 3–4.
Постановление предусматривало создание повсеместно, во всех без исключения учреждениях, «судов чести», на рассмотрение которых должны были поступать те поступки людей, которые «не подлежат наказанию в уголовном порядке». Приговором же должны были стать общественный выговор или общественное порицание. Лишь в крайнем случае не исключалась и иная возможность — передача дела «следственным органам для направления в суд в уголовном порядке» [564] .
Второй,
564
Там же, л. 49–51.
565
Там же, д. 2195, л. 31, 46.
Тем временем, несмотря ни на что, отнюдь не «подковерная» аппаратная борьба не только не стихала, а усиливалась. Новый ее раунд открыло постановление ПБ, принятое 22 апреля, о проведении второй (первая состоялась в январе) дискуссии по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии». В отличие от уже состоявшегося обсуждения, чисто научного и по характеру, и по результатам, теперь явно предполагалось добиться негативной оценки труда начальника УПиА. Опорочить тем самым политически ее автора, создав базу для принятия впоследствии и «оргмер» [566] .
566
Там же, д. 2194, л. 45.
Наконец, еще одним бесспорным свидетельством надвигавшихся перемен оказалось введение 22 мая «опросом» М. А. Суслова в секретариат вместо Н. С. Патоличева, утверждение его и начальником Управления по проверке партийных органов с сохранением за ним руководства отделом внешней политики. Последнее было наиболее симптоматичным, ибо сразу же после назначения Суслова на последнюю должность, в апреле 1946 года, Сталин выразил недовольство подобранной кандидатурой. Настойчиво посоветовал Жданову подыскать на такой пост «кого-либо другого, знающего языки» [567] . Однако почему-то указание Иосифа Виссарионовича не выполнили.
567
Там же, д. 2195, л. 22, ф. 77, оп. 3, д. 179, 2-я книжка, л. 5-об.
А дальше все развивалось предельно просто и стремительно.
25 июня завершилась вторая философская дискуссия, которая, наконец, признала книгу начальника УПиА Александрова и ошибочной, и порочной. Однако наиболее заслуживающим внимания здесь явилось не вполне предсказуемые ее итоги, а само проведение. То, что Жданов как секретарь по идеологии стал хотя и основным, но все же лишь участником дискуссии. Организовал же ее, руководил ходом другой человек — начальник УК А. А. Кузнецов, рядом с которым в президиуме сидел Суслов.
В июле-августе подготовка смещения второго секретаря партии продолжилась. Выразилась в беспрецедентных, неизвестных ранее и не повторившихся в дальнейшем резких нападках «Правды» на орган УПиА газету «Культура и жизнь», в безосновательном осуждении заведующего отделом пропаганды С. М. Ковалева. Уже только одно это свидетельствовало о полной утрате Ждановым контроля за положением в подведомственной ему сфере, нежелании или невозможности уже решать внутренние, кадровые вопросы подотчетного управления без излишней огласки.
Но только 17 сентября свершилось главное. Г. Ф. Александрова вместе с его заместителем П. Н. Федосеевым (последнего — за сокрытие «кулацкого» происхождения) отстранили от руководства УПиА. Поручили возглавить идеологическое ведомство партии М. А. Суслову, сумевшему сохранить за собою опять, как и в мае, более, видимо, важную для него должность — заведующего отделом внешней политики. Первым заместителем к нему по управлению утвердили Д. Т. Шепилова [568] , по образованию и профессии экономиста, тем не менее работавшего последнее время редактором отдела пропаганды «Правды».
568
Там же, ф. 17, оп. 3, д. 2195, л. 22.