Тайны русской империи
Шрифт:
Раскол произошел главным образом из-за отношения к существованию Государственной Думы. «Марковцы», или «земско-соборники», считали необходимым бороться за свои идеалы в том числе и в Государственной Думе, надеясь постепенно превратить ее в действительно монархическое сословное представительство русского народа перед государем императором, «дубровинцы» же хотели окончательного роспуска этого учреждения и считали ненужной Государственную Думу, призывали к ее бойкоту.
С уходом А.И. Дубровина Союз лишился своей газеты «Русское знамя», поэтому Н.Е. Марков начал издавать «Вестник Союза русского народа», одновременно контролируя и другую свою газету — «Земщина».
Будучи членом Государственной Думы, Н.Е. Марков и в ней проводил установки Союза. Так, он всячески подчеркивал резко отрицательную оценку значения евреев в русском государстве. В своей речи по смете Министерства народного просвещения (08.03.1910 г.) он, например, утверждал, что: «Иудеи суть враги государства, и их нельзя вооружать знаниями, нельзя вооружать дипломами, нельзя ими засорять наши чиновные, судейские и профессорские места. Я вполне уважаю и не позволяю себе относиться отрицательно к тем мнениям, которые развиваются с этой кафедры иудеем, не боящимся признать, что он иудей, членом Думы Нисселовичем. Он защищает свою нацию, свое племя, я же уважаю всякого националиста, всякого человека, принадлежащего к тому или иному племени и защищающего его, ибо он обязан защищать свое племя. И когда говорит здесь член Думы Нисселович, я его уважаю, ибо он говорит то, что его совесть и долг обязывают говорить. Я не распространяю этого чувства на тех русских людей, которые становятся на точку зрения члена Думы Нисселовича, но его мнения я считаю достойными уважения. И не потому я против иудеев, что я их лично ненавижу, вовсе нет; я против иудеев, как племени, вредного для русского государства… у нас они вредны, как таковые, как иудеи, — не как отдельные личности, а как вредный государственный элемент. Иудеи должны быть убраны из тех лабораторий, где подготовляются государственные деятели, то есть из университетов. Если я желаю своему государству блага, если я желаю блага своему народу, я должен устранить с его пути все то, что оному благу вредит» (Стлб. 14—15. Государственная Дума. Созыв 3-й. Сессия III. Стенографические отчеты. Ч. III). И приводил конкретную статистику: «История всех веков показывает, что примесь иудеев в армии — это значит примесь в большой дозе шпионов, людей, предающих тайны своего государства, предателей, изменников, людей, сдающихся в плен, людей трусливых. Цифры последней русско-японской войны свидетельствуют, что всего в нашей армии было около 18 000 иудеев, а когда подсчитали число сдавшихся в плен, то у японцев оказалось 12 000 иудеев, то есть более 70%. Акты говорят совершенно ясно, что иудеи в деле поставок военному ведомству, в деле агитации во время войны среди рабочих на военных заводах, в деле переодеванья в офицерскую одежду и появленья на наших броненосцах, во всех тех гнусных, отвратительных делах, о которых мы недавно с ужасом читали, сыграли подавляющую роль» (Государственная Дума. Созыв 3-й. Сессия 3-я. Стенографические отчеты. Ч. III. Речь 22.03.1910).
В III—IV Государственной Думе Марков 2-й был одним из лидеров фракции правых и признанным ее оратором, выступавшим по большинству главнейших вопросов, обсуждавшихся в думских заседаниях. Выступая за внутреннюю консолидацию правых сил, Марков 2-й резко говорил против ориентации на Англию во внешней политике империи. Он предупреждал, со свойственной многим правым предусмотрительностью, об опасности войны с Германией. «Лучше, — говорил в Думе перед Мировой войной, — вместо большой дружбы с Англией иметь маленький союз с Германией… с Германией мы не воевали… со времени Елизаветы Петровны. У нас нет причин для войны; нужна война между Францией и Германией; нужна война между Англией и Германией, да, но между Россией и Германией не нужна ни для России, ни для Германии, это очевидно» (Стлб. 430—432. Государственная Дума. Созыв 4-й. Сессия II. Стенографические отчеты. Ч. IV).
Являясь с 1915 года членом Особого совещания по обороне государства (от Государственной Думы), Марков 2-й всеми силами пытался образумить обезумевших от жажды власти прогрессивных думцев, разлагавших своими речами фронт и тыл империи. «Господа, — взывал он, — вы не склонны еще понять всего ужаса положения, вы не склонны понять, что творится сейчас, какие опасности грозят России, и вы занимаете время государственного учреждения взаимными распрями, натравливанием одних на других, вы хотите вырвать последнее оружие, которое нас оберегает от неистовых полчищ врагов — германцев, это уверенность там, что сзади не предают. Если вы посеете уверенность, что сзади предают, сверху предают, этот день будет гибелью русского народа, ибо его расхватают на клочки и первые — вы, маленькие люди, погибнете» (Стлб. 200—202. Государственная Дума. Созыв 4-й, Сессия V. СПб., 1917).
«Нет, — говорил он в одной из своих последних думских речей, — если войска потеряют веру в государственную власть, они в атаку не пойдут, а в атаку пойдут немцы, и эту атаку вы подготовляете тем, что вносите в умы народа полное недоверие, полное даже презрение к своему высшему органу управления, государственной власти. Раз этой веры не будет, не будет и войны. Вы пораженцы, ибо вы повели народ и армию к потере веры. Верить перестанут, что сзади управляет благожелательная власть, а не враг, а если враг, то ради врага воевать никто не будет»…
Да, Марков 2-й не был тихим, кабинетным парламентарием, выше всего на свете чтящим законы о своей неприкосновенности. Он был агрессивным политическим практиком, считавшим, что сила, реальная политическая сила выше права и сама формирует последнее.
Большинство современников, даже из числа единомышленников, не принимали его активную и энергичную неустанную нацеленность на борьбу. Смысл его деятельности, направленность всей его жизни не был оценен и понят. О нем высказывали самые разнообразные и, после всего политического опыта уже окончившегося XX столетия, странно звучащие мнения. Так, одно из наиболее развернутых находим в воспоминаниях курского губернатора Н.П. Муратова, испортившего с Н.Е. Марковым отношения и ставшего его личным врагом.
Н.П. Муратов характеризует Маркова 2-го таким образом: «Это был несомненно умный, даже очень умный человек, с большим характером, твердой волей, убежденный, искренний, упорный в достижении цели, но не добрый, не мягкий, а, напротив, злобный и мстительный. Политически развитый, с достаточной эрудицией, доктринер, как всякий парламентский деятель, но не сухой, а с большой способностью к концепции, хороший оратор, с иронией в речах, всегда умных, тонких, порой очень остроумных и всегда интересных, Марков был политическим бойцом первого сорта, и Дума была его сферой… Если бы в наших четырех Думах было побольше деятелей, подобных ему, правое дело не было бы в таком загоне» {304} .
«Строгий догматик, — продолжал Н.П. Муратов, — он никаких уклонений от догмы не признавал: или союзник, или пошел вон и не просто вон, а с заушением, с улюлюканием. Формула, что все не сочувствующие Союзу русского народа или не разделявшие его исповедания веры — левые или кадеты, было чем-то незыблемым, проводимым в жизнь с неуклонным упорством, достойным лучшего назначения… Этот ригоризм нисколько не смягчался личным отношением Маркова к людям… Марков никогда посторонних политике разговоров не вел… Это было скучно. Он никогда не шутил, не смеялся, даже не улыбался, и если и кривила его красивый маленький рот усмешка, то не веселости, а иронии… Его заметная фигура, его недобрый взгляд, его ригоризм политического сектанта стесняли, становилось не по себе — и скучно, и нудно.
Смотря на Маркова, зорко наблюдая за ним, прислушиваясь к нему, я всегда думал: да, да, все это очень хорошо: и твердость, и непоколебимость, и упорство, и неослабное внимание, и бессменное стояние на посту, но нельзя же без передышки — до бесчувствия» {305} .
В нем видели фанатика борьбы «без передышки — до бесчувствия». А как можно было бороться с надвигавшейся революцией по-другому, без подобного напряжения всех имеющихся сил? Уговорами либеральных «пристанодержателей бунта» или исправлением и уступками социалистическим «эпилептикам от революции» снасти положение было невозможно. Так что же эта характеристика Муратова, как не близкий к идеальному образ последовательного и целеустремленного политика, находящегося за шаг до катастрофы и отдающего всего себя попыткам предотвратить ее!? Беда, что большинство тогдашних консерваторов Российской империи хотели «бороться» против разлагающего либерализма и погрома революции с размеренными передышками, с сытными банкетами и прочими радостями жизни.
Именно эта духовная расслабленность, подавляющая в массе лояльных граждан Российской империи волю к реакции и сопротивлению, и привела к победе революционных сил над русской государственностью…
После Февральской революции отделы Союза русского народа были разгромлены революционерами, многие лидеры и рядовые члены были убиты или арестованы. Н.Е. Марков был также схвачен и доставлен в Петроград для дачи свидетельских показаний Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, искавшей, да так и не нашедшей, тех громких преступлений и измен «царского режима», о которых кричали «освободители» на каждом перекрестке и в каждом своем собрании до революции. Сам Марков 2-й так писал об этом: «Я был, как никак, свидетель, а не обвиняемый, и в качестве “неприкосновенного” члена Думы находился на “свободе”, правда, под присмотром трех любезнейших, но вооруженных офицеров революции и запертый в просторной и комфортабельной комнате дворца великого князя Владимира Александровича — с прекрасным видом на Петропавловскую крепость» {306} .