Тайны всемирного потопа и апокалипсиса
Шрифт:
Это очень важное замечание, которое относится и к нему самому, и, конечно же, к нашим попыткам осмыслить данное произведение.
«Апокалипсис есть откровение не столько о будущем, — полагал Булгаков, — сколько о подлинно существующем во вневременных глубинах бытия и соответственно созреванию раскрывающемся в истории… События Апокалипсиса подготовляются и развертываются в двух мирах, на небе и на земле, в мире сил духовных и в человеческой истории, причем почти непроницаемая перегородка, разделяющая для нас в теперешнем состоянии оба мира, не существует для тайновидца, презирающего за этими событиями порождающие их духовные силы».
Сказано не вполне определенно. По-видимому, имеются в виду общие закономерности исторического процесса. Хотя в таком случае не совсем ясно, каким образом они открылись мысленному взору провидца,
Примитивный ответ, способный удовлетворить только бездумно верующего: истину пророку открыл Бог. Но тогда возникает более трудный вопрос: что понимается в данном случае под понятием Бог? Вселенский Разум? Но каким образом Он мог обратить внимание на обитателя одной из планет, которая находится в одной из миллиардов звездных систем одной из миллиардов Галактик?!
Для Иоанна Богослова мироздание, в центре которого находится человек, представлялось совершенно иным, очень ограниченным в пространстве и времени. В таком случае Господь, находящийся на небе в ближних пределах, имел возможность наблюдать за каждым человеком и при желании общаться с ним непосредственно или с помощью материальных объектов (как мы. знаем, в легенде о Гильгамеше о предстоящем Всемирном потопе Утнапиштима предупреждает стенка хижины).
В XX веке образованному человеку раскрыты поистине новые земля и небо. Он существует в принципиально иной Вселенной по сравнению с землянином первых веков нашей эры. Почему-то Булгаков не обратил внимание на это обстоятельство. Он принял откровение Иоанна Богослова как данность вне реального исторического процесса и конкретной эпохи. В отличие, скажем, отИсаака Ньютона, он не считал возможным хотя бы задним числом напрямую проецировать события, представленные в пророчестве, на исторический процесс.
По его мнению, в Апокалипсисе показаны символические картины. «Поэтому принципиально ошибочно дешифрировать их в: события конкретно-исторического… содержания, чуть ли не такого, о котором пишется в газетах; например, в землетрясениях непременно видеть революции, в хвостах саранчи пушки и т.п. Таким истолкованием нередко профанируется Апокалипсис, его толкование превращается в особое, фокусное искусство. Любителей этого занятия было много во все времена, немало их и сейчас.
То, что символизируется в Апокалипсисе, совершается в мире душ, духов и духовных сил, и эти духовные силы могут, конечно, обнаруживаться в событиях и эмпирической истории, — в войнах, революциях, реформациях, экономических переворотах, — но внутреннее, духовное, ноуменальное их значение может совершенно не соответствовать их эмпирически-историческому выражению. Величайшие всемирно-исторические события в апокалиптической схеме могут оказаться совсем незначительными, а еле заметные в эмпирической истории могут иметь совершенно исключительное значение (как, например, казнь некоего назарейского плотника при Понтии Пилате). Поэтому искание исторического гороскопа, внешнее ориентирование данной исторической эпохи в символах Апокалипсиса в корне ошибочно».
С таким выводом трудно не согласиться. Но тогда насколько корректны любые попытки толковать туманный язык пророчеств? Не следует ли отрешиться от них вовсе, довольствуясь четкими и неопровержимыми данными науки?
В том, что относится к описанию и установленным датировкам исторических событий — к историографии — такой вывод бесспорен. В этой области знаний существуют более или менее надежные опоры. Лишь те, кто слабо знает методику хронологии, сомневается в этом. Письменные источники обычно подтверждаются, опровергаются или уточняются археологическими исследованиями, а те, в свою очередь, контролируются данными геологии, геохронологии. В результате получаются научно обоснованные сведения.
Другое дело — осмысление исторического
Учитывая подобные обстоятельства, ОН. Булгаков предположил, что «цепь апокалиптических событий» может выходить «в некоторых своих частях и на поверхность истории… Апокалиптическое переживание истории в этом смысле возможно, а в таком случае опять возвращается потребность искать себя и свою эпоху в символах Апокалипсиса, вновь смотреться в это мистическое зеркало, в котором видят себя все эпохи». И тут многое зависит от личности и вдохновения толкователя.
«Основная идея Апокалипсиса… — считает Булгаков, — состоит в понимании мирового и исторического процесса как трагедии, притом не призрачной или временной, но вполне реальной борьбы двух духовных начал, причем злому началу принадлежит своя метафизическая (сверхприродная. — Р.Б.) реальность. Зло существует в мире как положительная, самоутверждающаяся сила, а не только как отсутствие добра или плод неведения, недоразумения или заблуждения… Трагедия не разрешается в истории, но лишь созревает в ней и потому к концу ее достигает величайшего напряжения и полной зрелости…
…Борьба добра и зла и в личной, и в исторической жизни переживается как трагедия. И в конце истории метафизическое зло получает свое высшее выражение — не политическое или социальное, но духовное личное воплощение в Антихристе, скрывающем свою подлинную природу под личиною добра».
Это очень верное замечание. За последние десятилетия непомерно много сказано о социальных конфликтах и природных катастрофах, о воздействии технической цивилизации на окружающую среду. Однако замалчивается главная, коренная проблема современного человечества: деформация и деградация личности, духовного мира человека.
Другая мысль Булгакова, высказанная в данном докладе, менее убедительна. По его мнению, в христианском сознании борются две концепции восприятия истории: оптимистическая и пессимистическая. «Обе они имеют глубокие корни в христианстве и вместе с тем между собою так несовместимы».
И все-таки в религиозном сознании, пожалуй, серьезного противоречия на этот счет не существует. С одной стороны, Апокалипсис Иоанна предвещает конец мира и Страшный суд. Но с другой стороны, восторжествует высшая справедливость и каждому воздастся по земным его делам. Материальная трагедия оборачивается духовным триумфом. При желании его можно представлять в виде осуществления коммунизма — завершающей стадии всемирной истории, наступающей после жестокой классовой борьбы и социальных катастроф. Так смыкаются идеалистический и материалистический взгляд на Армагеддон и конец света. Иное дело — научное толкование исторического процесса. Оно опирается на конкретные показатели динамики населения, промышленного производства, сельского хозяйства, науки, техники и технологий, благосостояния людей. О чем все это свидетельствует? О неуклонном подъеме общества на все новые ступени прогресса. Разве не подтверждается это колоссальными достижениями: освоением космического пространства, обузданием атомной энергии, созданием электронных систем коммуникации, интеллектуальных машин?
Выходит, научные данные подтверждают именно оптимистическую концепцию, причем в материальном мире, а не в проблематичном загробном существовании. (Каждый имеет возможность верить в потусторонне загробное бытие, но следует признать, что никаких объективных доказательств этому нет.) Правда, осуществление земного рая откладывается на неопределенное время. Но для подлинного оптимиста это не помеха. Он верит в прекрасное будущее если не для себя, то для грядущих поколений.
Такая идея философски обоснована в теории марксизма и анархизма, в трудах мыслителей-утопистов. Было бы наивно и нелепо отмахиваться от нее или считать, что она опровергнута в результате краха Советского Союза, потерпевшего поражение в идеологической войне. На это можно возразить: в таком соревновании победить проще всего демагогам и лжепророкам, лукавым обольстителям, подлаживающимся под мнение обывателя и не гнушающимся ложью.